За различными хлопотами, в предвкушении ожидающих нас новых впечатлений, как-то буднично прошло расставание с Ленинградом. Мы ведь тогда не могли знать, что расстаемся с этим великим городом на долгие годы, а некоторые из нас и навсегда.

* * *

Через три дня мы уже ехали в Германию. Ехали в пассажирском вагоне и ввиду многочисленности семейства занимали целое купе. Белоруссия поразила нас очень большой разрухой. В Минске трудно было отыскать даже взглядом целый, неразрушенный дом. Брест миновали ночью. Сразу же наш, а затем и польский таможенный контроль. Нам все это было очень интересно, удивительно и необычно.

В Польше оказалось гораздо меньше разрушений. Под вечер приехали в Варшаву. Вот тут нас ждали самые большие приятные неожиданности.

Как только поезд остановился, по перрону начали бегать какие-то люди и кричать: «Кивбаса, кивбаса, лимонад» и еще какие-то слова, которых мы не понимали. Я эти крики запомнил на всю жизнь и вот почему.

Отец сразу поднялся и вышел из вагона. Возвратился он очень быстро. В руках у него было несколько батонов колбасы, булки и четыре бутылки лимонада. Надо было нас видеть в этот момент!

Настоящую колбасу я ел еще до войны, то же можно сказать и о белом хлебе, а мои младшие братья этой роскоши вообще не помнили. Отец дал каждому из нас по большому куску колбасы с булкой, налил по стакану лимонада – и началось пиршество! Мы потом между собой это так и называли – пир в Варшаве. Колбаса и хлеб показались нам необыкновенно вкусными, мы долго их смаковали.

Наконец въехали в Германию. Здесь разрушений было больше, хотя, помнится, немало встречалось почти нетронутых войной городов и деревень. И вот достигли цели нашего путешествия.

Это оказался небольшой городок под названием Хаммерштайн, где располагался тяжелый танкосамоходный полк резерва Главного командования, в котором служил отец.

Эта территория по послевоенным соглашениям отходила к Польше. К декабрю 1945 года, моменту нашего прибытия, здесь было настоящее переселение народов. Заканчивалось отселение немцев. Начали уже в массовом порядке прибывать поляки. Непрерывно шли какие-то репатрианты. Наши воины старших возрастов преимущественно на конных повозках обозами направлялись на родину.

В Хаммерштайне, я думаю, даже в его лучшую пору было не более 10 тысяч жителей. К моменту нашего приезда он был пустынным – немцы уже уехали, а поляки только начали прибывать.

Полк наш расположился в серых бетонных казармах какой-то немецкой части, которая здесь стояла раньше. Офицеры и их семьи жили в двухэтажных домах. Нам предоставили довольно просторную трехкомнатную квартиру.

В ней был водопровод, работал туалет. В каждой комнате были печки, которые отапливались углем. На кухне стояла плита для приготовления пищи.

Сравнительно недалеко от этого городка располагался город Нойштеттин.

Еще дальше, к морю, был расположен центр провинции Померания – город Штеттин. Собственно, за время пребывания в Германии я видел только эти три немецких города.

В Германии нас поразила очень высокая городская культура. После двух военных лет, проведенных в вятской деревне, испытав жуткое бездорожье, крайнюю бедность жизни и в целом бытовой культуры, мы постоянно изумлялись всему тому, что видели в Германии. Мне рассказывали, что при вхождении в Германию наших солдат и офицеров поразил высокий уровень материальной жизни немцев: обилие одежды, обуви, мебели, бытовой техники, радиоприемников, велосипедов, мотоциклов.

Деревни в тех местах оказались почти не разрушенными бомбежками или артобстрелами. Они практически ничем не отличались от городов. Кирпичные дома со всеми социальными удобствами не могли, естественно, вызывать у наших людей ничего, кроме зависти. Помню, ординарец отца по фамилии Сафронов все расспрашивал его, почему немцы так хорошо жили, а мы так бедно?

Наверное, подобные вопросы задавали многие наши люди, но едва ли они могли тогда получить на них связные ответы. Конечно, при том дефиците товаров, который в те годы был в наших городах, и почти полном их отсутствии в деревнях такая разница не могла не огорчать и не вызывать вопросов. В Германии я впервые увидел радиоприемник «Телефункен». Это было изумительное «произведение искусства». Отделанный дубом корпус, весь сияющий лампами, глазками, исторгающий море музыки, различной информации, – он буквально ошеломил меня.

28 февраля 1946 года, в день, когда мне исполнилось 14 лет, родители устроили вечеринку в честь моего дня рождения. Были приглашены сослуживцы отца, некоторые мои друзья. Это было такое давно забытое счастье, что, вспоминая об этом, у меня до сих пор теплеет на душе. В этот день отец подарил мне трофейный спортивный велосипед. Весь отделанный никелем, хромом, с коробкой передач, двойным тормозом, – он казался мне настоящим чудом и затем служил мне много лет.

Однажды, катаясь с приятелями на велосипедах по автобану, мы решили заехать в недалеко расположенную деревню. Цель наша была простой – нарвать там черешни, которая к тому времени поспела. Мы знали, что деревня эта была пустой.

Но неожиданно к нам подошли два довольно пожилых поляка, они вполне прилично говорили по-русски. Эти поляки оказались посланцами какой-то общины, которая должна была вскоре переехать сюда из Польши. Узнав, что мы дети советских офицеров, они отнеслись к нам очень доброжелательно, показали деревню и места, где можно было нарвать черешни.

С изумлением и какой-то сердечной болью я ходил по этой деревне, внимательно рассматривая ее. Практически все дома были целыми, очень добротными, в основном кирпичными. Солидными были также хозяйственные постройки. У каждого дома были водяные колонки, причем действующие. Вся прилегающая к домам площадь и уходящие в поля дороги были заасфальтированы. Около домов и вдоль дорог – масса фруктовых деревьев, яблонь, груш, черешен. В общем, картина полного благополучия. Естественно, я мучительно сравнивал с ней нашу вятскую деревню с ее бедностью, лучиной и бездорожьем. В голове у меня просто пульсировали мысли: почему же у нас так плохо, а здесь так хорошо? Ответа на этот вопрос я не знал.

С подаренным мне велосипедом была связана одна интересная встреча. Однажды с двумя приятелями мы возвращались домой после довольно продолжительной прогулки.

В какой-то момент догнали конный обоз, расположившийся на обочине на отдых. Сразу поняли, что это наши соотечественники. Остановились, разговорились с ними. Оказалось, что на Родину возвращаются угнанные в свое время на принудительные работы в Германию люди. Народ среди них был самый разный: мужчины и женщины, старые и молодые. Были совсем подростки. Ехали они из района Гамбурга после продолжительной проверки. Пунктом назначения для них был Псков. Когда узнали, что я из Ленинграда, забросали меня вопросами. Помню, что их очень интересовало, сохранился ли город, как он сейчас выглядит, каково нам было в блокаду. Выяснил, что в Германии они работали в сельском хозяйстве. На мой вопрос, как к ним относились хозяева, один весьма пожилой мужчина ответил: сволочи они все!