class="p1">– Что-что, в курятник тащи.

28

Дед видел, как Недоросток привязал к столу девушку. Судя по его сноровке, он имел в этом опыт.

Девушка лежала на спине головой к отморозкам, и дед мысленно усмехнулся: не собираются ж они ее в темя трахать.

Но тут Дебил взял в руки дрель с кольцевой пилой – и дедова психика пошла по женскому детородному органу.

События последних десяти часов напрочь вышибли из головы Порядкова мысли о приезде дочери.

Вспомнил об этом он уже во дворе, когда в глаза бросился чемодан.

Черт, я ж ей даже ключей не оставил!

– Настя, – позвал он. Ответа не последовало.

Порядков занес чемодан в дом и позвонил ей.

Волосы мгновенно намотались на «коронку», из-за чего пришлось остановиться и очистить от них инструмент.

Тут в себя пришла Настя и заверещала как резанная.

Саня зажал ей рот рукой.

– Скотч!

Швырнув дрель на стол, Колян метнулся к деду, сорвал с его рта кусок скотча (дед взвизгнул, но влетевшая под дых нога успокоила его) и вернулся к столу.

– Дебил! Вон рулон скотча. Отрежь кусок оттуда!

На этот раз Колян сделал все как надо.

И тут зазвонил Настин телефон.

Саня достал его из кармана ее шортиков.

– Падлович, – сказал он, таращась в дисплей.

– Бля, тут же написано «папа», а не Падл… а, ну да, он звонит. Что делать будем?

– Выключим звук и продолжим.

Трубку не берет.

Порядков пролистал «контакты» в надежде найти номер какой-нибудь из Настиных подружек, но такового не оказалось.

Вышел в огород, позвал ее там.

Вернулся во двор.

Скотч превосходно сдерживал Настины крики.

И пока Саня заклеивал рот деду, Колян снова взялся за дрель.

Вращающаяся пила приблизилась к кровящейся проплешине, и в следующий миг Настя ощутила самую сильную в ее жизни боль.

С очередным стесанным миллиметром костей перегружалось все больше нейронов. Нервная система путалась в командах, отчего Насте казалось, что болит все тело, каждая клеточка.

А потом она описалась и на какое-то время потеряла сознание.

Друзья вожделенно смотрели на обнаженный, чуть тронутый пилой мозг.

Саня указал на него пальцем и обратился к деду:

– Скоро ты слижешь его с моего «богатыря».

Деда чудом не стошнило.

Саня взял нож и сделал неглубокий надрез между полушарий мозга.

Настя почувствовала эту боль, но как-то отстраненно.

– Бля, давай, Санька, отпердоль ее по-нашему, по-пацански.

Саня скинул шорты вместе с трусами, плюнул в ладошку, растер слюну по эрегированному «корнишону» и, прерывисто втягивая воздух, начал входить Насте в мозг.

Он даже не углубился на все свои три сантиметра, когда лицо его перекосилось от самого мощного за всю его непродолжительную половую жизнь оргазма. Барсик, куры, свиньи, «киска» мертвой телки – все это забавы для детей.

– Ебать, – шокировано прошептал он и подался назад.

Снова начал углубляться и снова кончил.

Он вышел из Насти, попятился к стене, сел и, обуянный неведомыми ему доселе чувствами, заплакал.

– Бля. Ты че, Сань?

– Все, как у Ли. Это самый лучший из лучших кончанов. Словно… – он не нашелся со словами, а разрыдался во всю силу.

Настя то выпадала из реальности, то, выхваченная болью, возвращалась в курятник, на стол, где с ней делали то, что поехавший рассудком дед окрестил «ебаным пиздецом», а друзья называли просто «головач».

Колян приспустил штаны.

– Подожди. Дай я еще раз.

Порядков сел в «Уазик», но тут увидел в окне дома напротив лицо бабы Шуры.

Как всегда, на посту, обрадовался он.

Поняв, что участковый направился к ней, баба Шура открыла форточку.

– Здравствуйте, соседка, как ваши дела?

– Пока не родила, сосед. А сам-то как? Дедом еще не стал?

– Нет. Вы, кстати, Настю мою не видели?

– Бачила. Уходили они.

– А куда и с кем уходили, не подскажите?

– Подскажу. С женихом уходили.

– Каким женихом?

– С Колькой. – Метнула взгляд на соответствующий дом. – Взяла его за руку, и ушли они с улицы к нему.

Да ну тебя, баба Шура, на хуй!

Бля, телка вообще заебатая – воскресло из отхожей ямы дурных воспоминаний.

И тебя, Коля, тоже на хуй!

После третьего оргазма яички Сани обессилено скукожились, точно превратившиеся в курагу абрикосы.

Дождавшись своей очереди, Колян спешно отбросил доски, шмыгнул в яму, оголился ниже пояса, повернулся так, чтобы не видеть «Санину мамку», и приставил член к сочившемуся спермой надрезу.

– Бля, телка вообще заебатая! – восхищенно заявил он и начал свое плавное вхождение.

Тело Насти напряглось в неописуемом спазме, который по мере пенетрации лишь усиливался.

Удалой член разрывал не только теменную долю, но и лобную, подвергая странным метаморфозам ее и без того почти уничтоженное мышление и отнимая данный эволюцией дар речи.

Из глаз и ушей ее побежала кровь.

– А-а-а! А-а-а! Сра-а-ань!

Колян исторг в нее конскую дозу спермы. Неистовый напор и замкнутое пространство привели к тому, что она брызнула наружу, точно шампанское из бутылки.

– Бля, этот писака знает толк! Это самое лучшее в жизни!

Спазм прекратился. Тело Насти обмякло, а кишечник громогласно опорожнился.

Дух испустила, подумал дед, и его затошнило.

Рот быстро заполнился желчью, часть ее вышла через нос. Улучив момент, ту единственную секунду, отделявшую приступы рвоты друг от друга, он глотнул желчь обратно, но она застряла в глотке, а из желудка уже поднималась следующая порция.

И тут Саня сорвал с его лица скотч.

Увидев курившийся из трубы дым, Порядков сразу направился в летнюю кухню.

Нет, Настя не может с ним встречаться. Бред. Баба Шура – выдумщица и сплетница в одном лице. Блин, это ж какие теперь она по селу слухи пустит.

Он вошел в летнюю кухню.

Чтобы не слышать издаваемых дедом звуков, Саня достал телефон и включил музыку.

Вот-вот-вот-вот-вот она полилась малафья!

Вот-вот-вот-вот-вот она малафья!3

Услышав знакомую песню, Колян задвигался в такт.

Саня повернулся к деду.

– Ну что, дед, пора.

Летняя кухня встретила Порядкова ароматом, дающим фору фешенебельным ресторанам.

Да чтоб меня таким же кормили.

Порядков взял тряпку и аккуратно – уворачиваясь от струй пара – снял с кастрюли танцующую крышку.

Среди увиденного он распознал только задницу – аппетитного в ней было мало.

Апробировав дедов рот как средство для очистки «корнишона» от налипших кусочков мозга, Саня пошел подкинуть в печку дров.

Все еще впечатленный головачем, он ввалился в летнюю кухню.

На полу валялась крышка из-под кастрюли, растекалась лужа рвоты, и стояли мужские туфли.

Саня стал подниматься взглядом по туфлям – брюки, синяя рубашка и покоробленное в отвращении лицо Порядкова.

Началась немая