— Отучились уже, — попробовал пошутить Шанти. Бастиан кивнул.

— Это ведь бывший дом Моро? Я думаю, что его сын сейчас может быть там.

Он бросил еще один взгляд через плечо. Гален Дасти стоял в компании какой-то дамы и ее дочери: обе леди смотрели на него, как на шоколадный торт. «Все правильно, — подумал Бастиан о Максе Моро. — Он лишает этих девушек чести и жизни. Поступает с ними так, как поступили с его отцом».

— Гимназия закрыта, — произнес полицмейстер, — но сторож там во флигеле. Слушайте, а ведь в самом деле! Эта гимназия — просто муравейник! Там полно каких-то комнат, закутков, уголков…

— Третий этаж вообще не используется, — добавил Шанти. Бастиан и господин Арно посмотрели на него одинаково удивленными взглядами, и офицер добавил: — Я туда весной ходил на родительское собрание у племянницы. Сестра прихворнула, я заменял ее. Заблудился там, короче, еле нашел, где ее класс.

Они свернули сперва в один проулок, потом в другой и вышли на широкую улицу, пышно усаженную каштанами. Бастиан никогда не видел дома Эдвина Моро, но подумал, что это может быть только он: огромный, помпезный, с колоннами, балкончиками и статуями в большом саду, дом возвышался над улицей, как ледяная глыба.

Да, это был дворец. Где еще жить принцу, как не во дворце?

Бастиану показалось, что кто-то смотрит на них. Вот дрогнула тяжелая штора, вот за оконным стеклом скользнуло бледное лицо. Он прищурился — нет, показалось. Дом Лесного принца был пуст. Смолкли детские голоса и смех, разъехались на каникулы учителя — и теперь по пустым темным коридорам ходили только воспоминания да, возможно, призрак Эдвина Моро.

Они вошли в открытые ворота и вскоре убедились, что гимназия надежно заперта на три висячих замка. Господин Арно дотронулся до одного из них и усмехнулся:

— Верите ли, с детства люблю эти замки на школах. Лето, каникулы, и никто не будет тебя пороть за невыученный урок.

— Вас часто пороли? — поинтересовался Бастиан. Офицер Шанти побежал куда-то за угол — отправился искать сторожа. Полицмейстер усмехнулся.

— Бывало. Да у нас в школе всех пороли! Даже если не виноват — на всякий случай, вдруг что-то упустили. Знаете, как мы говорили: от субботней расправы уйду, так и воскресенье переживу.

— Так везде говорят, — улыбнулся Бастиан. В гимназии, где он учился, почти не «задавали субботок» — розги висели в каждом классе для вида. Отец всегда говорил, что человек должен понимать слова, причем с первого раза. Если к тебе идут с палкой, то ты уже скотина — и Бастиан был с ним согласен.

Пришел сторож — судя по цвету его лица и ядовитому амбре, окружавшему его фигуру, он прекрасно проводил время в компании бутыли с самогоном. Но сторож не стал высказывать неудовольствия полицмейстеру и загремел замками.

— Что ж там такое, ваша милость? — полюбопытствовал он.

— Это я у тебя хочу спросить, — откликнулся господин Арно. — Что видел за последние два дня?

Сторож выронил ключи, обернулся к полицмейстеру и обвел лицо кругом.

— Вот как есть, ваша милость, ничего! Тишина и покой, птички вон в каштанах пищат. Сова пролетала два раза, ну эта бешеная сова, которая ведьмина. Вон, на стекло нагадила. Бывают, конечно, какие-то скрипы, шорохи, но это сам дом скрипит, он уже не новенький, сами видите. Я и внимания не обращаю.

— Вспышки света? — уточнил Бастиан. — Огни, неразборчивые голоса?

Сторож нахмурился, а потом воскликнул:

— Было, ваша милость! Вот прямо сегодня утром! Я делал обход по саду, как обычно. Ну мало ли, кто забрался? И тут слышу какое-то бормотание из кустов. Бу-бу, бу-бу. Ничего не понял. Вроде по-нашему говорили, а вроде и не по-нашему. Я все осмотрел — никого.

Бастиан покачал головой.

— Ладно, открывайте.

Бывший дом Лесного принца встретил их прохладой и тишиной. Первый этаж украшала статуя короля Георга, и змей, которого владыка язвил копьем, казался маленьким и несчастным. Бастиан заглянул в пустой и темный коридор — во всех классах были открыты двери, и почему-то это навевало тоску.

Шанти быстро прошел по первому этажу, заглядывая в классы, и сказал:

— Никого. Пыль только насела немножко.

Бастиан кивнул и пошел по лестнице. Вот и новые классы, вот большая доска расписания уроков, вот кабинет директора. Никого. Гимназию закрыли на каникулы, и с тех пор здесь никто не появлялся. Тишина и полумрак давили на плечи.

На осмотр здания ушло полчаса — когда все встретились у доски для расписания, то Бастиан почувствовал себя набитым дураком. Его водили за нос, им крутили, как кукольным паяцем на веревочке, и Макс Моро, который когда-то бегал по этим коридорам и комнатам, смеялся над ним.

«Ты должен видеть, Бастиан-уродец! — услышал Бастиан стеклянный шелест его смеха. — Ты должен видеть».

— Ничего! — вздохнул господин Арно, и Шанти угрюмо добавил:

— Ничего и никого…

А Бастиан вдруг скользнул взглядом по доске и похолодел, увидев крошечную записку, приколотую булавкой. Когда они вошли сюда, доска была пустой. Господин Арно увидел, куда смотрит Бастиан, и негромко произнес:

— Этого не было.

Шанти застучал пальцами по виску. Бастиан выдернул булавку, развернул листок, который, должно быть, оторвали от забытой в классе ученической тетради, и прочел:

«Волки умрут».

***

Когда Аделин, заставив кучера почти загнать лошадь, примчалась в поместье, то обнаружила офицера Бруни и Уве, которые сидели в беседке под яблонями, пили кофе и закусывали пирожками с мясом, которые им расторопно подносила Мари. Барт и остальные слуги расположились прямо на траве, расстелив одеяла — они лениво играли в карты, но приготовленные ружья говорили о том, что вся эта лень лишь видимость, и они готовы пустить оружие в ход сразу же, как потребуется.

Аделин вздохнула с облегчением. С Уве все было в порядке, и Макс Моро до него не добрался. Может, он вообще не собирался этого делать. Может, ему нужна только Аделин.

Она вошла в беседку, села и, сделав глоток кофе, расторопно поданного Мари, поняла, насколько устала. Как можно было поверить в то, что утром у нее было море, маленькая таверна на берегу, надежда и легкокрылое чувство полета…

— Мне господин Бастиан сказал, чтоб я сюда ехал, — сообщил Бруни. Было видно, что ему как-то неловко, словно он боялся что-то испортить и сломать в благородном доме. Кофейная чашка в его лапище выглядела игрушечной. — Я примчался, а тут тишина и покой. Никакая сволочь рыла не высунула. Но я на всякий случай вон, ваших ребят вывел с ружьями. Сидим вот, чтобы никто из-за угла не прыгнул.