Несмотря на роскошь даров, делегация явилась своего рода предупреждением царице: после смутных послевоенных лет Разетра вновь обрела силу, сумела оттеснить племена ящеров глубоко в джунгли и вернула себе почти всю свою территорию. Короче говоря, разетранцы хотели продемонстрировать царице, что Ламии лучше относиться к ним как к друзьям и союзникам, чем как к соперникам.

Самыми последними, спустя три месяца после прибытия нумасийской делегации, приехал царь-жрец Ливары и его свирепая воительница-царица. Они прибыли с еще меньшей помпой, чем непреклонные разетранцы, и сопровождала их свита аристократов и копейщиков в доспехах из блестящих пластин темного железа.

Зрелище потрясло ламианскую знать. Многие годы ходили слухи, что ливарцы усердно трудились, пытаясь отыскать месторождения железной руды в Хрупких Пиках. Очевидно, им удалось не только это. В искусстве обработки плотного металла они добились таких успехов, каких не сумели достичь даже царские мастеровые Ламии. Кроме того, стало ясно, что слухи о сотрудничестве с Разетрой подтверждаются мастерством воинов, состоявших под началом царя Ливары. В отличие от Ламии Городу Ученых приходилось иметь дело с бродячими бандами разбойников, свирепствующими на торговом тракте в сфере их контроля, и поговаривали, что царица Ливары неоднократно лично возглавляла экспедиции с целью уничтожения самых крупных шаек. В полном вооружении, в латных доспехах, с волосами, заплетенными в тугие косы, она въехала в город во главе своих воинов с таким же свирепым и беспощадным лицом, как у птицы, в чью честь ей дали прозвище.

Вместо того чтобы разместить царские делегации в шатровых городках в отдалении от дворца, как делал когда-то Ламашиззар, Неферата приглашала каждую в царский дворец. Им всем отвели роскошные покои, как подобало их статусу, и относились к ним с весьма щедрым гостеприимством. Это не ускользнуло от гостей, каждый из которых решил использовать близость к трону, чтобы навязать царице свой план действий.

Несколько недель Неферата встречалась с каждым из правителей наедине, обсуждая положение дел иной раз до поздней ночи, — со всеми, кроме царей Разетры и Ливары, которые с любезной учтивостью отклоняли приглашения царицы, предпочитая беседовать с ее представителями.

К тому времени, как собрались все цари и царицы, Ламашиззар уже шесть месяцев покоился в своей усыпальнице. Вместо погребальной процессии приехавшие правители приняли участие в торжественном ритуале поминовения, проведенном в некрополе к северу от города, а последующие шесть дней посещали долгие послеобеденные совещания и пышные пиры, которые устраивались в большом дворцовом саду.

Гости во время этих совещаний пытались выяснить, насколько успешными оказались их частные переговоры с царицей, и определить свое положение относительно остальных правителей. Но каждый скоро обнаружил, что, как бы жестко он ни пытался навязать свой план действий, ни один не сумел оказаться в более удачной позиции, чем остальные. На их сильных и слабых сторонах очень ловко играли, чтобы создать статус-кво, при котором каждый город оставался стабильным и процветающим только в том случае, если выполнял свои обязательства перед Ламией.

Неферата сумела туго затянуть сеть торговых и долговых обязательств, задуманную еще Ламашептрой и воплощенную в жизнь его сыном Ламашиззаром, и все же поймать великие города в западню. И ни один из правителей Неехары не мог сказать, как именно это произошло. Они почуяли опасность, когда собирались ехать в Ламию, они интриговали и продумывали различные способы, чтобы противостоять этому, но вся их хитрость оказалась пшиком, столкнувшись с уловками и ухищрениями коварной и обольстительной царицы Ламии.

К концу шестого дня всем приехавшим правителям стало ясно, что они прибыли в Ламию не только для того, чтобы проститься с царем, но еще и для того, чтобы официально оформить превращение города в центр благосостояния и могущества Неехары.

Во время частных встреч, нередко выпив лишнего, царственные гости унылым шепотом признавались друг другу в своем смятении. Они совершенно не понимали, как могли рухнуть все их ловкие планы, составленные против неискушенной царицы, ведущей монашеский образ жизни.

Правители Разетры и Ливары внимательно слушали, но свои подозрения держали при себе.

Зал Царей сверкал, как сокровищница, в косых лучах послеполуденного солнца. Пятеро великих царей и цариц выложили свои дары на блестящий мраморный пол у подножия высоких базальтовых статуй, обрамлявших длинный проход, ведущий к ламианскому трону. Не меньше восьми утраченных богов Неехары смотрели сверху вниз на просителей при дворе. Ближе всех к огромным двойным дверям зала стояли первые двое — неумолимый Джаф с шакальей головой, носитель смерти, и безликий, в капюшоне, Усириан, который судит души умерших. В шестидесяти шагах дальше львиноголовый Гехеб, бог земли и даритель силы, стоял напротив Пхакта, ястреболикого вершителя правосудия. Еще через шестьдесят шагов, у подножия широких ступеней, ведущих к трону, высилась чувственная Баст с лицом кошки, дарительница любви и красоты; ее кошачьи глаза лукаво смотрели через зал на изящного Тахота, дарителя знаний и хранителя закона. И наконец, возвышаясь над троном с двух сторон, стояли богиня-покровительница Ламии Асаф, дарительница магии и создательница священного соглашения, и могущественный Птра, бог солнца и отец всего сущего.

Стражи трона смотрели на запад, в сторону моря. Солнечный свет струился сквозь высокие прямоугольные отверстия, сделанные над входом в зал, и статуи купались в этом золотистом свете. Только большой тронный зал в Кхемри мог когда-то соперничать с роскошью и царственным великолепием этого зала. А сейчас ему не было равных в стране. Большой трон Ламии, сделанный из того же тонковолокнистого темного дерева, что и трон, стоявший когда-то во дворце в Кхемри, впечатлял. По легенде, его привезли из самых дальних уголков южных джунглей во время Великого Переселения человечества. Трон был глубоким, с высокой спинкой, весь в извилистых линиях и изгибах. Складывалось впечатление, что он просто вырос, а не сделан рукой человека. Его толстые круглые подлокотники, гладкие и лоснящиеся, были отполированы поколениями царственных рук. Неферата положила ладони на теплые подлокотники, откинулась на спинку древнего трона и внимательно всмотрелась в приближающиеся фигуры имперской делегации. Даже на расстоянии ста шагов она чувствовала, как им неуютно, — дыхание с тонким присвистом вырывалось из плотно сжатых губ, десятки обутых в туфли ног шаркали, почти не отрываясь от пола.

Для этой встречи царица выбрала самые богатые одежды: платье из нескольких слоев насыщенного шафранного цвета с вышивкой золотом и тысячами крохотных жемчужин. Кушак из золотых нитей и лазурита опоясывал ее тонкую талию, широкое ожерелье из золотых пластин покоилось на алебастровой шее. Ее роскошные волосы подняли вверх и закрепили золотыми шпильками и нитками жемчуга, на изящные запястья надели широкие золотые браслеты. В сгибе левой руки покоился скипетр Асаф — тяжелый жезл из цельного куска золота в форме двух извивающихся аспидов, покрытых крохотными чешуйками из оникса. Лицо прикрывала холодная безжизненная золотая маска. Неферата надела ее в первый раз после того, как восстала со своего смертного ложа, решив, что строящие козни варвары с дальнего Востока ничего другого не заслуживают.