значения, что солнце отказывалось светить. Марико не была привязанной к его свету.

Поднявшись по ступенькам, она с удивлением обнаружила, что присутствуют только участники церемонии, а также император и мать Райдэна. Вдовствующей императрицы здесь не было. И ни одного члена ее свиты. Марико сняла свои блестящие черные сандалии, и начал накрапывать мелкий дождик, затуманивая все, чего касался. Благоприятное знамение.

Головы повернулись еще раз, засвидетельствовав приход принца Райдэна, одетого в сокутай[19] ярких оттенков заходящего солнца. Сложный каммури[20] на его голове был сделан из черного шелка. Черты его лица казались высеченными из камня. По прибытии принцу преподнесли священный побег.

Марико заглушила слова императора, предлагающего им свою милость и защиту. Клятву Райдэна в бесконечной верности. Вместо этого она смотрела на торжественную фигуру его матери, внимательно наблюдающей за ними. Когда их взгляды встретились, Канако улыбнулась, кончики ее волос развевались на ветру. Хотя Марико по-прежнему не могла доверять ей полностью, она почувствовала нечто вроде родства с ней. Как будто они сражались бок о бок друг с другом, неся одно знамя. Это успокоило Марико. Когда она попросила помочь ей с волосами – помочь отказаться от приличий, – мать Райдэна не выказала ничего, кроме энтузиазма, почти на грани веселья.

Император наблюдал за происходящим с легкой улыбкой на лице. Когда верховный жрец приступил к скреплению их союза, Марико скрыла свое удивление, заметив проблеск эмоций, промелькнувших на лице Року. Очевидно, что эти эмоции предназначались его старшему брату. Вспышка молнии могла испепелить Марико, и император просто продолжил бы заниматься своими делами. Но о Райдэне он заботился искренне. Было так странно, что такой хладнокровный и расчетливый молодой человек мог питать искреннюю привязанность к своему старшему брату, особенно к тому, которого растили его врагом.

Когда ему передали церемониальную чашу саке, Райдэн посмотрел на Марико, его брови были нахмурены. В сомнении. Укол нерешительности пронзил ее грудь. Было ошибкой с ее стороны представлять этот момент с Оками. Боль, застрявшая в горле, никак не могла утихнуть. Райдэн коснулся губами края чаши, его взгляд остановился на лице Марико. Ей стало интересно, какие мысли могли таиться за этими глазами. Какие тревоги или сожаления он мог скрывать.

Почему он вообще согласился жениться на ней.

Он передал ей саке. Это был последний символ их союза, эта общая чаша как мужа и жены. Марико стиснула зубы и поднесла ее к губам. Их брак – это небольшая цена, если он откроет путь к большим возможностям. Если позволит ее гораздо более масштабным планам осуществиться.

Прежде чем Марико успела сделать глоток, раздались крики.

Первая стрела пронзила плечо императора, явно целясь в сердце.

Не колеблясь ни секунды, Райдэн толкнул Марико на землю, чаша саке покатилась по полированному деревянному полу. Он рыкнул на нее, чтобы она не двигалась, прежде чем броситься на помощь своему брату.

Вторая стрела, выпущенная с большей высоты, задела руку принца Райдэна до того, как гвардейцам удалось их окружить. Канако в ярости закричала, ее руки закрутились в воздухе, призывая туман опуститься вокруг павильона.

Сердце Марико колотилось о деревянный пол, ветер вырывался из ее груди, заставляя ее прерывисто дышать. Прежде чем она успела вернуть контроль над своим телом, ее подняли на ноги и заключили в кокон вооруженных самураев, держащих руки на своем оружии, а император скрылся из виду под навесом из щитов.

Рядом раздавались крики слуг. Марико ничего не видела, кроме кожаной брони, белого дыма и шелковых вспышек. Они перебрались в другую комнату, а затем ее затолкали в темный угол, и путь к ней охраняли три самурая.

– Где Кэнсин? – выдохнула она.

Никто не обернулся, чтобы посмотреть на нее.

Страх сковал ее изнутри. Она понятия не имела, в безопасности ли ее брат. И теперь, когда Марико охраняли, она не могла связаться с теми, кто снаружи, чтобы узнать, спасен ли Оками. Эта попытка убийства непременно приведет к тому, что каждый вход и выход из замка будет под усиленной охраной и каждый самурай будет пребывать в боевой готовности.

Если Оками до сих пор не удалось сбежать, теперь это было почти невозможно.

Она подвела его. Как и с восковым ключом. Как и с огненными камнями в ту ночь, когда Кэнсин поймал ее. Марико столько раз пыталась спасти Оками и столько раз провалилась. Зачем она вообще приехала в Инако?

Больше недели Марико сражалась с непролитыми слезами. Слезами боли, страха и отчаяния. Единственные случаи, когда она позволяла себе плакать открыто и безостановочно, были продуманными. Если ее слезы не могли послужить какой-то необходимой цели, Марико считала их бесполезной тратой времени.

Но сейчас, забившись в угол позади самураев, защищающих ее от посторонних глаз, Марико всерьез разрыдалась, наблюдая, как ее слезы падают на многочисленные слои ее свадебного кимоно. Смотря, как они просачиваются сквозь двенадцать слоев, словно кровь.

Почти нечеловеческий

Он не смог получить силы от своего демона даже после того, как луна вышла из облаков. Ничего не изменилось даже после того, как Оками удалось освободиться, используя огненные камни, которые швырнул ему брат Марико. Его тело было слишком покалечено. Луна пыталась наполнить его силой. Пыталась исцелить его. Ее свет пытался найти его сквозь тьму.

Но этого было недостаточно.

– Мне нужно оказаться снаружи. – Он застонал, его голова упала набок.

Когда Цунэоки впервые увидел Оками, лежащего под лунным светом, он застыл как вкопанный. Даже Рэн промолчал, хотя его глаза чуть не вылезли из орбит. Третий член их группы – мальчик, черты лица которого сильно напомнили Оками о Ёси, – не мог отвести взгляд, не прекращая бить железным топором по замку камеры.

– Я уничтожу их всех, – выдавил Цунэоки. – Они заплатят в десятикратном размере за каждую толику боли, которую причинили.

Оками попытался сесть. Он бы не смог идти без поддержки. По крайней мере четыре пальца на ноге были сломаны. Стоило ему перенести вес на левую ногу, как его бедро пронзила жгучая боль.

Ему никогда не удастся уйти вот так.

– Просто вытащи меня наружу, – повторил он, кусая губы, чтобы сдержать стоны. – На свет.

Мальчик, похожий на Ёси, приобнял Оками за бок. Рэн закинул на плечо вторую его руку, и двое молодых людей потащили его из камеры. Грязная вода капала из труб над их головами. Они спешили сквозь синеватую тьму, и Цунэоки вел их уверенными шагами, даже в отсутствие источника света. Это показалось Оками странным,