убьют в любой момент. Его так избили, что он давно должен был умереть, но он все еще упрямо цепляется за жизнь. Мальчишку могут казнить хоть завтра. – Кэнсин сделал паузу. – Зачем рисковать собой ради него?

– Завтра его не казнят, – сказала Марико, глядя на Кэнсина. – Его казнят после моей свадьбы.

Ее брат выпучил глаза.

– Что?

– Я сказала Райдэну, что не хочу, чтобы из его смерти устраивали зрелище. Не хочу, чтобы его последователи сделали из него мученика за их дело. Поэтому я попросила Райдэна вместо этого тихо умертвить его вечером в день нашей свадьбы, пока внимание народа будет поглощено более радостными празднествами. – Марико смотрела в темноту, стараясь не вздрагивать от нескончаемых ударов. – До тех пор Оками будет жить.

– И что же ты собираешься сделать?

Марико не ответила.

Кэнсин продолжал:

– Почему ты здесь? Зачем ты приходила сюда последние несколько ночей, если не для того, чтобы увидеть его?

Опять без ответа.

Кэнсин схватил Марико за запястье. Мрачная решительность отразилась на его лице. Когда он сжал свисающую ткань ее рукава, в его прикосновении почувствовалась грубость.

– Хочешь разгуливать, как мальчишка, – будь готова к тому, как с тобой будут обращаться. – Кэнсин толкнул ее спиной к грубой каменной кладке, обшаривая ее рукава, словно она была воровкой. Ничего не найдя, он похлопал Марико по бокам, пока не нашел мешочек, который она спрятала в косодэ.

Ее щеки запылали от негодования, и Марико, не задумываясь, отреагировала. Удар, который она нанесла брату в лицо, застал его врасплох. Он отшатнулся назад, выпучив глаза.

– Если тебе хотелось узнать, не спрятала ли я чего-нибудь, тебе следовало спросить. – Марико выхватила мешочек из-за пазухи и швырнула его Кэнсину под ноги. Она изо всех сил пыталась скрыть сжавшее ее живот отчаяние, зная, как срочно Оками нужно бежать и как трудно будет снова сделать такие кристаллы и украсть еще один набор огненных камней.

Гнев отразился на лице Кэнсина. На мгновение Марико подумала, что он может ударить ее в ответ, но выражение его лица вновь похолодело и стало отстраненным, как во всякий раз, когда они разговаривали после прибытия в Инако.

– Возвращайся в свою комнату, Марико.

Ярость смешалась внутри ее с отчаянием. Слезы грозили побежать по ее щекам.

– В Ёми есть особое место для тех, кто подвел свои семьи.

– А также в Ёми есть особое место для тех, кто лгал своим родным.

Марико промолчала, ее подбородок дрожал.

Черты лица ее брата стали грозными.

– Не смей возвращаться в эту часть замка. Здесь ничего для тебя нет. Таким поведением ты рискуешь своей жизнью, и я больше не стану тебя спасать. Ты не заслуживаешь спасения. То, что ты делаешь, отрицает все твое воспитание. Это оскорбляет нашу семью. Ты хочешь, чтобы все мы – наша мать, наш отец – погибли из-за твоей детской фантазии о любви? – спросил Кэнсин резким шепотом.

Когда он замолк, затихли и звуки ударов, и насмешливое эхо коридора – так же внезапно, как и начались. Марико и Кэнсин смотрели друг на друга: один умолял сквозь тишину, вторая боролась со слезами.

Марико сжала кулаки, прижимая их к бокам.

– Я лучше умру во имя любви, чем буду стоять и смотреть, как моя любовь гибнет.

В этот миг Кэнсин поднял руку, чтобы ударить ее. Марико не уклонилась. Он пришел в себя, только когда его рука коснулась лица сестры. Задрожав, он отпрянул. Натянул маску отстраненности. Будто ничто не могло омрачить холод его гнева. Будто Кэнсин был вырезан из древнего дерева.

– Я прослежу, чтобы с этого момента у дверей твоих покоев стояла охрана.

Мука исказила лицо Марико. Горячие слезы потекли по ее щекам, когда она отвернулась от брата. Отвернулась от этого последнего – и самого драгоценного – шанса.

* * *

Кэнсин дождался, пока Марико скроется из виду.

Он застыл в темноте, позволяя пронзительной боли внутри его утихнуть, вдох за вдохом. Улыбка Амаи манила его. Ее смех отдавался в его ушах, его провал прожигал его воспоминания. Марико не знала, что случилось с Амаей. Она не знала, что сделал Кэнсин. В чем он потерпел неудачу. И все же этот провал был как будто написан черными чернилами на его лбу.

В тишине Кэнсин развернул мешочек, который прятала Марико, чтобы передать сыну Такэды Сингэна. Юноше, которого она любила. Кэнсин ожидал, что найдет в нем ключ или что-то съестное. Украсть ключ для Марико было почти невозможно, поскольку единственные два существующих ключа принадлежали императору и его старшему брату. Но если кто и мог похитить предмет, не предназначенный для нее, так это Марико.

Внутри мешочка он обнаружил бледно-серые кристаллы, мало чем отличающиеся от тех, что собирают на солончаках. Нечто подобное он видел в далекой пустыне у реки Сэндай, когда его семья путешествовала через нее много лет назад. Рядом с этими кристаллами был небольшой кусочек вощеной бумаги и два огненных камня.

Какое бы устройство ни изобрела Марико, чтобы помочь Такэде Ранмару, оно непременно было продуманным и гениальным. Кэнсин сунул небольшой сверток в рукав своего косодэ и двинулся по коридору под замком Хэйан к заключенному в его камере.

Из своих разговоров с императором Кэнсин знал, что Року каждую ночь навещает Ранмару и заново вскрывает все его раны. Сегодня ночью император пришел позже, чем обычно, чтобы применить свой особый вид пыток. Это было жестокое и неподобающее поведение для небесного повелителя, но почти сразу же по прибытии в столицу Дракон Кая понял, что новый император был человеком не чести, а двуличия.

И этому мальчишке должен был служить Кэнсин.

На этой мысли позади него как будто раздался чей-то вздох. За ним последовал ледяной порыв ветра. Он коснулся его шеи сзади, а затем скользнул вниз по позвоночнику холодной лаской. Голос, который принес порыв, был искажен, но мысль все равно плотно засела где-то в глубине его головы. Мысль о крови и смерти. Кэнсин потряс головой, прогоняя ее, но тревожное ощущение все еще царапало его кожу. Он двинулся вперед как раз в тот момент, когда снова раздались звуки ударов кулаков о плоть.

Довольный тем, что Кэнсин присоединился к этому ночному ритуалу, император одобрительно кивнул ему.

К его чести, сын Такэды Сингэна перестал кричать. На самом деле, Кэнсин подозревал, что тот может не дожить до дня свадьбы Марико, несмотря на ее попытки спасти его. Пока император продолжал измываться над своим пленником, Кэнсин равнодушно ждал в стороне. Запах крови насытил пространство солью и медью.