— Не знаю, — пожимаю плечам. — Наверное, со своей женщиной.

— Черт-те что творите, — недобро посмотрев на меня, отец хватается за ручки сумки. Наклоняюсь, чтобы помочь, но папа отмахивается: — Я сам.

У него портится настроение, а роскошь холла, наличие консьержа и глянцевых навороченных лифтов будто еще сильнее вызывают в нем раздражение. Дом Тимофея по сравнению с элитной высоткой Расулова кажется бедненьким скворечником.

— Папа, все будет хорошо, — говорю я и отпираю дверь квартиры своим ключом.

Пропускаю вперед отца. Он перешагивает порог и задерживается возле двери, как вкопанный. Не шелохнется, будто превратился в гипсовую статую.

Поравнявшись с папой, вижу причину его ступора — Расулов вышел нас встретить. Он ждал приезда, переоделся.

— Добро пожаловать, Алексей Геннадьевич.

Давид говорит доброжелательно и первым тянет руку для приветствия.

Отец, видимо, растерявшись, только кивает и протягивает в ответ свою ладонь.

Однако потом он неожиданно стал вытирать ее о брюки, будто испачкавшись об Давида. Я просто в шоке наблюдаю за его финтом. И, к огромному сожалению, это видит и Давид.

— Позвольте помочь с сумкой, — вопреки невежливому поведению папы, предлагает Расулов.

— Надорвешься, — возражает отец.

Не знаю, куда себя деть. Такого поведения от папы я не ожидала.

— Не волнуйтесь, — говорит Давид.

Он забирает сумку, будто она ничего не весит. Прихожую заполняет звон стеклянных банок. Расулов уходит в кухню. Когда остаемся вдвоем, папа недовольно оборачивается ко мне и шипит:

— Это что за басурманин?

— Прекрати.

— Что значит прекрати? Ты видишь дом, куда он тебя привез? Откуда у этого мужчины деньги на такие хоромы? Он что, бандит?

— Нет, конечно, — пытаюсь успокоить, погладив отца по плечу. — У Давида своя охранная фирма.

— Знаю я эти фирмы. Дочка, ты в своем уме? Ты что, не понимаешь, с кем связалась? У него глаза, как у беса. Чуть что не так сделаешь — его джигиты мстить будут. Мне голову отрежут, а тебя в паранджу завернут, украдут в какой-нибудь аул. Или вообще детей отберут. Катька, что же ты творишь?

— Уймись, прошу тебя. Как ты можешь судить о человеке, толком о нем ничего не узнав?

— А мне не нужно долгих приветствий, и так все ясно.

— Ничего не ясно, — тверже говорю я. — Когда ты получше узнаешь Давида, уверена, что мнение твое изменится.

Войдя в кухню, мы видим накрытый стол. На нем кофе, ароматная выпечка, ягоды, фрукты. По центру стоит лист с запеченным мной картофелем.

Пока я мчалась на вокзал и задыхалась от волнения, Давид не бездельничал, а позаботился об угощении, о котором я с утра и думать забыла…

— Предлагаю позавтракать. Садитесь, пожалуйста, — говорит Расулов отцу.

Тот молчит, но все же садится.

— Картофель, кстати, готовила Катя, — продолжает Давид. — Блюдо великолепное.

— Катерина хорошая хозяйка, — соглашается папа и добавляет, — она вкусно готовила и мне, и Тимофею.

Стискиваю челюсть. Вот зачем было приплетать сюда Демидова? Специально, что ли?

— Охотно верю, — кивает Давид. — Угощайтесь.

— Аппетита нет, — отвечает папа. — Мне другое интересно сейчас, Дамир.

Когда я слышу, как он назвал Расулова, тихонько кашляю и шепотом поправляю отца.

— Давид…

— А я как сказал? — как нарочно громко переспрашивает и снова поворачивает лицо к Расулову. — Давид, где работаете? Какие планы у вас на жизнь?

— У меня частное охранное предприятие, Алексей Геннадьевич. А в планы я редко кого посвящаю, но поверьте, они масштабные.

Тогда отец прищуривается и смотрит на Расулова слишком въедливо.

— М-да… А на Родине-то, поди, жена уже заскучала и детки? Сколько у вас детей: трое? пятеро?

Давид дергает бровью.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Моя родина здесь. Я не женат и детей у меня нет.

— Разве?

Осторожно подталкиваю локтем отца.

— Папа, прошу…

— Значит, наверное, уже с Катериной заявление подали, раз ты перевез ее к себе? Когда свадьба? Мне нужно знать, чтобы приехать в город.

— Алексей Геннадьевич, — Давид облокачивается на стол, — о свадьбе мы еще не говорили.

— Почему это?

— Я думаю, еще рано. Но могу с точностью сказать, что как только определимся, вы узнаете.

Я не хотела, едва выпрыгнув из отношений, сразу же строить новую семью. Для меня штамп все-таки много значит и добавляет определенные обязательства.

Но мой отец… он старомоден и не приемлет проживание в гражданском браке. В прошлом, когда я встречалась с Тимофеем, тоже сошлась с ним раньше свадьбы. А отцу говорила, что продолжаю жить в общежитии.

— То есть пользоваться моей дочерью тебе не рано, а жениться рано? Это что такое, а?! — возмущается папа. — Ты непорядочный человек, Давид. — Потом поворачивается ко мне: — Дочка, как ты могла променять нашего Тимофея на него?

Расулов смеется.

— Если вы не в курсе, то ваш драгоценный Тимофей…

— Давид! — перебиваю я, дернувшись на стуле. — Не надо.

Зачем сейчас перелистывать обратно закрытую страницу?

С Тимом все кончено, и я не хочу вываливать всю эту грязь.

А папа… он такой же, как и я — болезненно воспринимает любые перемены.

Но я точно знаю, что отцу нужно просто успокоиться и свыкнуться с новой реальностью. Он остынет и извиниться перед Расуловым. А насчет свадьбы можно вместе обговорить дату, чисто для успокоения папиной души, а уж идти в загс или нет, мы с Давидом сами решим.

— Ладно, Кать, — кивает Расулов. — Алексей Геннадьевич, мы с Катей съехались не так давно и хотим узнать друг друга получше.

— Вот же наглец! — вскипает папа и стучит кулаком по столу. — Чтобы моя дочь без обязательств здесь тебе служила? Да никогда такого не будет!

Он резко встает из-за стола. Я вздрагиваю от его эмоциональной реакции.

— Папа, ты чего?

— А ничего. Поднимайся давай.

— Зачем?

— Ты не останешься с этим человеком. Я забираю тебя домой.

После его слов встает и Давид.

— Катя с вами никуда не пойдет. Она останется со мной.

Отец злится.

— Почему?

— Она мне очень нравится.

— Нравится, — кривится. — Это что за чувства такие? Если нравится, то женись или не морочь девчонке голову. Или ты в рабство ее хочешь взять? Знаю я таких чертей. Сколько про вас по телевизору передач показывают!

— Что за чушь? — Давид тоже начинает раздражаться.

— Ага! Чушь! Ты сейчас головорезам своим позвонишь, и они тут все нашей кровью зальют! — прокричав это, папа хватает меня больно за руку и вынуждает встать. — Быстро собирайся. Поедешь со мной в деревню. Город совсем иссушил твои мозги.

— Нет! — вырываюсь я. — Папа, уймись уже ради бога! Куда я поеду? У меня здесь работа, друзья! Тут вся моя жизнь!

— Вижу я, какие у тебя друзья! Быстро пошла!