Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Шевченко сослали в Оренбург, только помещик Андрей Иванович Лизогуб и Варвара Николаевна Репнина стремились не порывать с ним связи и поддерживать его. Существует легенда, что княжна продавала его произведения своим знакомым, особенно во время дворянских съездов, и переправляла ему деньги. Это сомнительное предположение, так как «Кобзарь», выпущенный в 1840 году, стал редкостью сразу после выхода, и не мог стать товаром. Тарас Григорьевич после отбытия в ссылку не смог заполучить его в свою библиотеку. Шевченко всю жизнь сохранял к княжне чувство глубочайшего уважения: «Я очень часто в моем уединении вспоминал Яготин и наши кроткие и тихие беседы…». «Все дни моего пребывания когда-то в Яготине есть и будут для меня прекрасными воспоминаниями». Он просил прислать ему «Избранные места из переписки с друзьями» Н. Гоголя, произведения Шекспира в переводе М. Х. Кетчера, «Одиссею» в переводе Жуковского, Лермонтова. Он писал Репниной: «Одно спасение от одеревенения – книги», и в другом письме: «Здесь так много нового, киргизы так живописны… сами просятся под карандаш», «А смотреть и не рисовать – это такая мука, которую поймет один только истинный художник». Со школы мы знаем, что Тарасу Григорьевичу было запрещено писать и рисовать. Приходилось утолять жажду творчества рисованием картин на стенах углем или мелом.
Навсегда останется загадочным содержание и характер дневника, о котором Шевченко писал княжне в феврале 1848 года: «Со дня прибытия моего в крепость Орск я пишу дневник свой, сегодня развернул тетрадь и думал сообщить вам хоть одну страницу, – и что же! Так однообразно – грустно, что я сам испугался – и сжег мой дневник на догорающей свече. Я дурно сделал, мне после жаль было моего дневника, как матери своего дитяти, хотя и урода…» В том же послании поэт излагает еще одну свою тревогу: «Предстоит весной поход в степь, на берега Аральского моря, для построения новой крепости… Одно меня печалит: туда не ходит почта, и придется год, а может быть и три, коли переживу, не иметь сообщения ни с кем близким сердцу моему. Пишите, еще март месяц наш, а там – да будет воля Божия!»
А. И. Лизогуб. Худоджник Т. Г. Шевченко, 1846 или 1847 гг.
Ходатайствуя о смягчении участи поэта, 18 февраля 1848 года Варвара Николаевна обратилась к шефу жандармов, начальнику III отделения графу А. Ф. Орлову с просьбой разрешить Шевченко рисовать: «Зная его хорошо, я могу засвидетельствовать, что, какова бы ни была его вина, он уже настолько наказан разжалованием в солдаты и удалением от родины, что едва ли представляется надобность прибавлять к его наказанию утонченную жестокость, запрещая ему рисовать». Последовала резолюция: «Донести: можно под надзором». А Репниной Орлов предложил «порвать всякие связи с Шевченко, с угрозой накликать на себя беду». В письме к Лизогубу от 7 марта 1848 года Тарас Григорьевич с радостью сообщает, что Варвара Николаевна «хочет мне, как сама достанет, прислать книг. Когда пришлет, то тогда я и тяжелого похода, и Аральского моря, и безлюдной степи киргизской не испугаюсь».
По возвращении из ссылки Шевченко проездом через Москву в Петербург виделся с княжной дважды, но переписка их так и не возобновилась. Разница в их социальном положении всегда сдерживала поэта. Он всё мечтал обрести свое «гнездо», но хорошо помнил, что был выходцем из крепостных, и поэтому хотел жениться только на простой крестьянке «не панского роду».
Позже, уже в 1885 году, Репнина, вспоминая о последнем свидании с Шевченко, говорила, что подробности их отношений «не спрятались в памяти», но общее впечатление о прошлом было грустным. Оба старались «попасть в прошлый тон», но десятилетняя разлука вырыла между ними пропасть. Княжне показалось тогда, что «Шевченко уже целиком угас». Однако до самой своей смерти она свято сберегала память о великом Человеке, любила поведать об их дружбе и живо интересовалась всем, что написано о Тарасе Григорьевиче. В ее молитвах он занимал наибольшее место. До конца своих дней Репнина прожила одинокой, так и не встретив ответной любви. Одиноким прожил свою жизнь и Шевченко.
Княжна Варвара Николаевна Репнина умерла 9 декабря 1891 года, пережив Тараса Григорьевича на тридцать лет. Последний приют она обрела на кладбище Московского Алексеевского монастыря.
Первые масоны в Киеве
Интерес к деятельности масонов в Киеве вполне оправдан в первую очередь тем, что в появившейся многочисленной литературе по этому вопросу очень мало о моем Городе. Это удивительно. Как так, неужели Киев хуже Полтавы, где существовали автономные ложи? Потом, начав проводить исследования, тщательно перерабатывая старые и новые источники, пришел к выводу, – масоны у нас были, мало того, они играли вполне определенную роль, как в политике, так и в экономике. А самое главное – в просвещении!
Речь здесь пойдет не о всемирном масонстве, идущем от св. Тибальда, розенкрейцеров, тамплиеров и иллюминатов. Рассказ о киевских ложах лучше начать с периода, хорошо описанного у Л. Н. Толстого в романе «Война и мир» или показанного в фильме А. Вайды «Пепел». Тогда советские люди впервые узнали об этом организованном течении, которому сейчас определенные круги приписывают «мировое господство и причины всех бед, обрушивающихся на истинно русских людей». Приведу только факты, опубликованные в разных изданиях, как современных, так и столетней давности. Более старые источники были недоступны, потому что еще Александр І запретил масонские ложи, а после восстания декабристов Николай І беспощадно карал всех причастных к ним. Масонство возродилось лишь в самом начале ХХ века, поэтому и считается, что