– Не одолжить ли тебе булавку, чтобы ты смог приколоть свой злобный язык! – неожиданно резко произнесла Светорада.

– Попробуй. Однако я сказал только то, что всем ведомо. Что отец твой не больно умен и пресмыкается перед своей княгиней… которую и поднял-то из низов.

Тут Светорада так рванулась, что Игорь невольно опустил руку, и девушка соскользнула с седла на землю. Глянула снизу вверх на Игоря; лицо ее побелело. Она могла стерпеть, когда он оскорблял ее, однако слышать напраслину на своих родных не желала.

– Вольно же тебе, Игорь, потешаться над тем, кто войско для тебя собирает! Ты за помощью к Эгилю пришел, хлеб-соль в нашем тереме ешь, и матери моей почет выказываешь, отчего-то позабыв, что она из низов поднялась. Или дочь смоленского боярина для тебя голь перекатная? Много о себе возомнил, сын пришлого Рюрика! Вот так – получай! И в тебе не много чести и благородства, ежели ты, при людях выказывая почет, за глаза возводишь на людей поклеп. Это подло, а подлость – удел слабых! Ты без конца говоришь недоброе, как… Как кикимора злобная из-под коряги!

При ее словах Игорь так резко дернул повод, что конь под ним завертелся на месте, осел на задние ноги, потом взбрыкнул копытами, так что княжне пришлось попятиться.

– Думай, с кем говоришь, княжна!

– Думаю. Но пока я еще не разула тебя в брачную ночь,[82]могу высказать все, что сочту нужным! Ты цены себе не сложишь, княжич, а, по-моему, только на то и горазд, чтобы более достойных порочить, сам же себя никак не проявил.

У Игоря напряглись желваки на скулах. Как она посмела! Сначала кикиморой обозвала, теперь… опять княжичем зовет. Эх, не о такой жене он мечтал!

– Будь моя воля, – тихо заговорил он, – не нуждайся я так в войске и золоте твоего отца, я и не подумал бы связываться с такой вертлявой пустышкой. Отдали бы тебя этому старому хлыщу греку или еще кому-нибудь. Мне бы только легче дышалось. Как подумаю, на какой вздорной и легкомысленной девице мне предстоит жениться…

– Не такая я и вздорная, – отвернулась Светорада. – Ты груб со мной, моих родных порочишь, а я все готова тебе простить. Я хочу быть с тобой в ладу… хотя ты делаешь все, чтобы между нами была вражда. Как же мы тогда жить с тобой станем?

– Как и положено. А станешь волю себе давать, я запру тебя в высоком тереме и будешь знать только свою прялку! И ни твоя родня, ни дружба с Ингельдом не заставят меня думать о тебе лучше, чем ты есть. Ибо ты любому готова кинуться на шею, забыв о родовой чести.

– Любому, кроме тебя! – дерзко оборвала его княжна. Она не желала больше слушать его злые слова и уже не думала ни о чем, когда выкрикнула в сердцах: – Что в тебе, Игорь Киевский, есть такое, отчего мне любой другой милее?!

Лицо князя словно окаменело, только рот чуть искривился в недоброй усмешке, а Светорада, сама испугавшись того, что сказала, закрыла лицо руками.

Повисла тишина, душная, неподвижная, даже кукушка устала куковать. А эти двое, пригожий молодой князь и красавица княжна, не ощущали ничего, кроме раздражения и тоски.

– Мы все равно должны пожениться, Светорада, – наконец сухо молвил Игорь, – хотя в том нет радости ни для меня, ни для тебя. Что ж, видно такова воля богов… и воля людей, которые мудрее нас. С этим стоит считаться. Но до того как нас соединят, я хотел бы встречаться с тобой как можно реже. Может, только тогда мой гнев немного уляжется.

– Вот и хорошо, – ответила княжна, невозмутимо оправляя легкую белую шаль. – Тешься своим положением и достоинством без меня, а я… Я буду сама по себе!

И пошла прочь. Игорь окликнул ее пару раз, но она ушла не обернувшись. Еще некоторое время Игорь видел, как мелькает ее светлая фигурка за стволами, потом она исчезла из виду.

– Пусть заберут тебя лешие! – выругался Игорь. Развернул коня и понесся прочь. Ибо со Светорадой ему и дышалось тяжело.

Он скакал не разбирая дороги, пока не выехал к первым поселениям за лесом. И тут вдруг задумался, сдержал коня. Как же он в Смоленске объяснит, отчего без княжны вернулся? А, леший ее забери! Так и скажет, что ушла от него невесть куда. От такой шальной чего хочешь можно ожидать, небось, свои не удивятся.

Вскоре он подъезжал к высившимся на холмах частоколам Смоленска. Тут уже было людно, в город тянулись возы с сеном, проехала пара верховых, впереди маячили срубные башни ворот. И чем ближе подъезжал Игорь, тем мрачнее он становился. Вот лихая девка! Что с ней, что без нее – одни неприятности!

Он въехал в ворота и по уложенной между заборами дубовыми плахами мостовой двинулся в сторону детинца. Задумчиво глядя прямо перед собой на дорогу, он не заметил крутившегося подле одной богатой усадьбы Стемку Стрелка. Зато Стема хорошо разглядел князя – хмурого, ссутулившегося в седле на чужой лохматой лошадке. До Стемки уже дошел слух, что Игорь уехал верхом со своей невестой, – нянька Текла раскричалась на все княжеское дворище. И о том, как княжна с женихами прощалась, и как Игорь негаданно появился у реки, а потом увез Светораду, аки коршун горлицу. Текла самой княгине падала в ноги: мол, пошли, сударыня, верных людей, пусть привезут нашу касаточку. Однако Гордоксева поступила мудро: Игорь и Светорада сговоренные жених и невеста, строго сказала она, им и наедине побыть иной раз не грех. А если Игорь и выскажет суженой упрек за легкомыслие, Светораде это пойдет на пользу. Кое-как успокоила Теклу. Стема согласен был с княгиней. Все уже судачили о том, как Светорада женихов провожала, любезничала да обнималась с ними. Людям языки не завяжешь, а Светка должна думать, чем ее заигрывание обернуться может. Вот потому Стема и перестал думать о Светораде с Игорем и отправился к восточной городской заставе, возле которой, как он проведал, находился богатый дом купца Некраса. Самого купца в Смоленске все еще не было, а вот повидать его жену Олесю Стемке ох как хотелось. Однако в ворота купеческого подворья его не пустили, сказали, что Олеся чужих не принимает, да и не полагается ей это, пока муж в отлучке. И сказано Стемке это было так строго, что он понял: родня бережет купчиху для Некраса, как ларь с дирхемами.

Но отступать просто так парень не намеревался, потому и стал неподалеку, прислонясь плечом к тыну и приготовившись к долгому ожиданию. Вскоре из ворот вышел парнишка с коротко обрезанными волосами, погнал за ворота стадо гогочущих гусей. Стема кликнул его, сказал, чтобы тот весточку госпоже передал: дескать, у ворот ее дожидаются. Но парнишка только зубы скалил, отшучивался: мол, коза в огород, а козел уже через тын глядит. Однако, получив подзатыльник от молодого дружинника, а потом и обещание угостить пряником, все же шмыгнул обратно. Стеме пришлось за его гусями следить, гонять их между тынами, чувствуя себя дураком, а тут как раз Игорь мимо проехал Стема поглядел на него и встревожился. За вертихвостку Светораду забеспокоился. И когда молоденький служка вышел к нему, стал шептать, что хозяйка обещалась к вечеру на дворище к отцу своему Михолапу заскочить, Стема едва дослушал его. Он бросился к детинцу.