Чего они, Аня, так Козленкова боялись – непонятно: все работали, все были в квартире прописаны, в общем, за исключением одного Коли Кульбарсова, были перед законом чисты, Коле же несколько первых проверок удалось счастливо избежать. Он обычно уходил, лишь начинало светать, и когда Козленков выносил свой столик, дома его давно не было. Однако в октябре день стал короче и Коля дважды подряд попался. Никаких документов у него, естественно, не было, и он, ожидая очереди к Козленкову, дрожал, будто осиновый лист. Но оба раза все сошло на удивление легко. Козленков внимательнейшим образом прочел листовку от спортобщества, которую Коля ему предъявил, причем особо понравившиеся места вслух зачитал очереди. Так соседи Лемниковой узнали, что Колин поход Москва – Владивосток организован Московским городским добровольным спортивным обществом конькобежцев и велосипедистов в ознаменование пятилетний годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции. Что цель похода – дальнейшее укрепление единства советских людей и весь маршрут конькобежец Николай Кульбарсов собирается пройти пешком менее чем за четыре года. Что в каждом населенном пункте, где он остановится для выступления и отдыха, представителем местного органа власти будет ставиться печать и подпись, это удостоверяющая. Текст листовки, от Октябрьской революции до печати и подписи, произвел на Козленкова самое благоприятное впечатление, остальным жильцам он даже поставил Колю в пример. Кстати, письмо Нате о самозванчестве и о том, что один лишь Хлестаков может спасти, помочь России, Коля написал именно после первых козленковских проверок.

Успокоилась и запаниковавшая было Лемникова. Однако радовались они рано. Предъявив Козленкову в третий раз ту же листовку, Коля услышал, что это не документ, а филькина грамота, подобную бумажку может себе напечатать любой, если же написанное в листовке правда, то непонятно, почему Кульбарсов вот уже два года, день за днем, ночует в московской квартире, а не идет себе, как должен, где-нибудь по Якутии. Что ответить, Коля не нашелся, но Козленков его тогда отпустил, хотя было ясно, эта поблажка последняя: он просто еще не решил, что ему с Колей делать.

Дальше три недели Коля уходил затемно, но все знали, что он, не будучи тут прописан, по-прежнему ночует у Лемниковой. Это был непорядок, и Козленков, чтобы его поймать, однажды устроил проверку прямо посреди ночи. Дождался, когда Коля позвонит в дверь, а Лемникова пойдет ему открывать, и со своим столиком прямо у дверей лемниковской комнаты поймал обоих. Коля по привычке вынул листовку, но Козленков и смотреть ее не стал, схватил его за руку и, крича, что поймал шпиона и диверсанта, – милиция! помогите! – перебудил всю квартиру. К тому времени серьезные неприятности начались и у Лемниковой. Двумя неделями раньше, проверяя у нее документы, Козленков вдруг сообщил очереди, что к Лемниковой каждый вечер ходят посторонние мужчины и у него, Козленкова, нет сомнений, что она ведет антиобщественный образ жизни, нарушает советскую мораль и нравственность. Он уже говорил о ней в домкоме, и там согласились, что давно пора устроить товарищеский суд и решить вопрос о выселении Лемниковой из квартиры и вообще из Москвы.

Едва Лемникова поняла, что Козленков нацелился на их с Колей комнату и пойдет на все, она бросилась к своим покровителям из Комиссариата путей сообщения, которые, напомню тебе, Аня, были людьми весьма и весьма высокопоставленными. Они ее успокоили, сказали, чтобы не нервничала и не переживала попусту – Козленкова они как-нибудь приструнят. Но он не унялся и после их вмешательства, более того, уже была назначена дата товарищеского суда. Или дело здесь было отнюдь не в одной комнате, или у Козленкова был не меньший покровитель. Оправдываясь, лемниковские друзья говорили, что, пока с ней живет Кульбарсов, помочь они не могут, и допытывались, кто он ей, на черта Нине нужен такой никчемный, пустой человек.

В ту ночь Коле в конце концов удалось вырваться из рук вопящего Козленкова и убежать. Лемникова же утром пошла прямо к Нате. Кроме нее и Спирина надеяться ей больше было не на кого. Нату она разбудила, но встречена была приветливо, та напоила подругу кофеем, а главное, обещала вмешаться, и у Лемниковой снова затеплилась надежда.

Следующей ночью, простояв на морозе почти два часа, она перехватила Колю еще у подъезда и сказала, что сегодня ему придется переночевать на вокзале, домой идти нельзя, там Козленков. Коля пошел на ближайший, Павелецкий, и оттуда, что видно по штемпелю, написал Нате одно из своих самых безнадежных писем. В письме указан, конечно, другой адрес, кажется, Башкирский городок Елезин, но я тебе, Аня, уже говорил, когда имеешь дело с Колей, доверять можно лишь почтовому штемпелю, если, конечно, сохранился конверт. Тут он сохранился. Кроме обычных признаний в любви Коля в этот раз написал Нате, что больше он без нее не может, сил идти дальше нет, он безмерно устал, выдохся и, наверное, завтра повернет обратно.

Колино будущее и впрямь гляделось безрадостно. Было ясно, что лемниковская квартира закрыта для него не только сегодня, а, похоже, навсегда.

Вокзальное письмо, как и остальные, было перехвачено и немедленно доставлено Спирину. Раньше, ознакомившись с тем, что писал Кульбарсов, и не найдя ничего для себя опасного, он передавал их по назначению – Нате, но данное письмо до нее не дошло. Последующие события поддаются разным трактовкам. Начну с лобовой. Спирин понял, что, пытаясь загнать Колю куда-нибудь подальше от Полянки и от Москвы, он лишь вынуждает его вернуться назад, к Нате, что в спиринские планы вряд ли входило. Плюс, поговорив с Лемниковой, его помощи стала просить и Ната. Одно с другим неплохо согласуется, и, по-моему, этих соображений достаточно, чтобы объяснить тот крутой вираж, что Спирин вскоре сделал. И все же, Анечка, мне кажется, что дело было сложнее. Думаю, что именно тогда у Спирина возник замысел чрезвычайно занятной комбинации, ниже я к ней вернусь, удайся она, он бы одним ударом решил многие проблемы, но для нового плана Кульбарсов был ему нужен здесь, под рукой.

Ту ночь Коля провел на Павелецком вокзале, следующей же опять пошел в Спасоналивковский. Возможно, просто хотел забрать вещи и идти куда глаза глядят. Если хватит смелости, то прямо к Нате, на Полянку. Лемникова, очевидно, понимала, что Коля вернется, и снова караулила его у подъезда. Поймав, добрый час пыталась Коле втолковать, что сейчас идти к ней нельзя, нельзя даже на полчаса, даже за вещами, потому что Козленков дежурит у двери и, стоит им войти, немедленно вызовет милицию. Но Коля ее не слушал, милиции он больше не боялся. Пока Лемникова уговаривала его уйти, на улице сделалось совсем холодно, пошел снег, они зашли в подъезд, где, несмотря на выбитые стекла, было чуть теплее, или им так казалось. Лемникова еще надеялась, что Коля ее послушается, и в который раз объясняла про бдительного Козленкова, когда к дому на большом черном «паккарде» в сопровождении «эмки» с четырьмя охранниками подъехал Спирин. Город был совершенно пуст, на только что выпавшем снегу – ни одного человеческого следа, машины тоже подкатили бесшумно, и оттого все выглядело особенно внушительно.

Двое суток люди Спирина неотлучно следили за Колей и теперь, получив донесения, что Кульбарсов возвращается в Спасоналивковский, Спирин решил, что ему пришло время вмешаться. На четвертый этаж они поднялись всемером: впереди Коля, Лемникова и Спирин, за ними, поотстав на лестничный пролет, спиринская охрана. Нина своим ключом открыла дверь и отошла в сторону, чтобы пропустить остальных. В прихожей они натолкнулись на сидящего за столиком Козленкова; похоже, раньше, дожидаясь Колю, он задремал, но тут встрепенулся. Впрочем, увидев Спирина в шинели с нашивками комиссара госбезопасности первого ранга, еще людей в кожанках и при оружии, он сразу ретировался. Не знаю, что Козленков подумал, наверное, что Коля и Лемникова арестованы по какому-то важному делу и чекисты приехали для обыска. Он ждал, что и его позовут понятым, но было тихо, и Козленков понял, что самому лучше не высовываться.