Дальше между Колей и Спириным начался долгий разговор, вместе с ними в комнате присутствовала и Лемникова, лишь иногда она уходила на кухню, чтобы заварить мужчинам чай и сделать бутерброды. Именно после этого разговора со Спириным Коля написал Нате три восторженных письма из Ржева, где рассказал о встрече с Костюченко и о собственных планах переустройства всей работы «органов», которые ему изложил. В ржевских письмах был и черный «паккард», и машина с охраной, бесшумно катящаяся по пустому заснеженному городу. Было и местное начальство – по-видимому, Козленков – приведенное визитерами из Москвы в полное смятение. Письма, Анечка, я тебе уже посылал. Лемникова тоже написала Нате подробный отчет об этой ночи, всячески ее благодарила за скорое и удачное вмешательство, правда, о Колиных проектах в нем нет ни слова. Впрочем, разночтения не должны удивлять: свои идеи Коля мог развивать перед Спириным, когда Лемникова была на кухне или поила чаем охрану, устроившуюся вокруг козленковского столика.

Итак, Колину версию ты знаешь, поэтому изложу лишь письмо Лемниковой. Той ночью Спирин предъявил Коле ряд требований, которые звучали как ультиматум. Первое: покинуть Москву одному или вместе с Лемниковой. Коля мог выбрать любой город, от Ленинграда до Ялты, причем он, Спирин, со своей стороны гарантировал, что там, где они осядут, у них с первого дня будет нормальное жилье и хорошо оплачиваемая работа. На данное предложение Коля ответил отказом, и здесь был Лемниковой поддержан. Она категорически не хотела уезжать из Москвы. Два других спиринских требования Лемникова считала справедливыми, и когда Коля не согласился и на них, очень удивилась. О чем написала Нате. Спирин настаивал, чтобы Коля немедленно с Натой развелся, все равно ведь он ее фактически бросил, оставил одну, беременную и без капли денег. С тех пор два года Спирин с Натой живут как муж и жена. Он о Нате и заботится, и содержит ее, в общем, делает то, что должен был бы делать Коля, пришла пора все это узаконить.

Но Коля разводиться отказался, а когда Спирин стал допытываться, почему, может, он надеется к Нате вернуться, не стал ничего объяснять. Так же он повел себя, и когда Спирин сказал, что хочет удочерить Ксюшу, Натину дочку. Своим отцом она считает его, Спирина, а не Колю, который, хоть и живет на соседней улице, ни разу даже не пожелал на нее взглянуть. Последнее требование казалось Лемниковой честным с любой стороны, но и тут Коля согласия не дал. Однако, заключает Лемникова, хотя Спирин от Коли ничего не добился, обескураженным он не выглядел. Просто был удивлен. Думаю, Анечка, что причина спиринской снисходительности в следующем: во время тогдашнего ночного разговора его планы насчет Коли резко изменились и теперь Колина капитуляция была ему уже не нужна. Даже наоборот.

От Лемниковой Спирин уехал ранним утром, когда многие в квартире уже не спали. Не спал, естественно, и Козленков, всю ночь ждавший, что будет дальше – арестуют Колю или нет; Лемникова и Коля вышли проводить Спирина в коридор, прощались они вполне дружески, по-приятельски перебрасывались шуточками, смеялись. Сцена произвела на Козленкова сильное впечатление, было ясно, что документы он может проверять у кого угодно, только не у Коли.

Ночь, когда приезжал Спирин, – безусловно, рубеж. И дело не в том, что после нее жизнь Коли и Лемниковой на долгие годы успокаивается, в частности, через пару лет Лемникова забеременеет и спустя положенные девять месяцев родит девочку, Настеньку, вторую Колину дочку, и с тех пор до самой смерти будет считать, что у нее нормальная семья и жаловаться ей не на что.

Лемникова меня волнует не слишком сильно, куда интереснее Колины настроения. Еще в первых походных письмах Нате Коля жаловался, что вот, он собирается с запада на восток пересечь всю страну и где он будет идти, где будет видеть, что она взрезана и вспорота, видеть ее гноящиеся еще с Гражданской войны раны, он, сколько достанет сил, будет очищать их, накладывать швы, в общем, лечить, врачевать, но как же мало, как ничтожно мало он может – ведь страна иссечена вся, иссечена вдоль и поперек. Швов, чтобы она сумела подняться, надо наложить тысячи и тысячи, а много ли сделает один человек? Было бы правильно, писал он Нате, если бы и другие хорошие люди пошли от его дороги направо, налево, то есть на север и юг, чтобы и они утешали встреченных ими добрым словом, лаской заживляли их раны.

Два года он в каждом письме сетовал, что, увы, вокруг никого нет и это его собственная вина. Его вина, что подобных людей он не умеет к себе привлечь, и вдруг через месяц после той ночи написал Нате, что нужные ему люди вроде бы стали появляться, и, если он не обманется, что случалось не раз, благодаря единомышленникам скоро его работа пойдет несравненно быстрее. Кто же они и откуда взялись?

Первое, Аня, что непременно надо отметить, без содействия Спирина Коле никогда никого бы не удалось собрать. И Спирин помогал ему сознательно, он явно считал, что его и Колины интересы здесь сходятся. Не Спирин находил для Коли людей, зачем приписывать ему лишнее, но с помощью ресурсов ГПУ он обеспечил обменный фонд из шести комнат, без которого Колины планы остались бы прекраснодушными мечтами. Людей же искал Козленков, в самом деле ставший ближайшим Колиным сподвижником и настоящим народным кадровиком.

На Козленкове было завязано чуть ли не все, и так продолжалось до конца 1938 года, когда он скоропостижно скончался. Именно Козленков взял на себя трудоемкую и неблагодарную работу по выживанию из квартиры лемниковских соседей, без этого нечего было и думать собрать вокруг Коли людей, которые пойдут спасать народ. Действовал он, как и раньше, бесконечными проверками документов, и первыми, кто не выдержал, выехал, была та учительница музыки с дочкой, что четыре года назад сдала ему на лето комнату, и фрейлина императорского двора. Причем, Анечка, надо честно сказать, в действиях Козленкова и под лупой не найдешь меркантильных соображений. Без чьей-либо помощи освободив целых пять отличных комнат, он до дня своей смерти по-прежнему жил с Анастасией Витальевной в крохотном чуланчике.

Колиных соседей выселяли не на улицу, они получали комнаты из спиринского обменного фонда. Полного списка сподвижников Коли у меня, Анечка, нет и идей, как и где их можно разыскать, тоже нет, но о тех, кого Козленков счел правильным поселить с ним под одной крышей, мне известно немало. Народ в квартире подобрался разный, но ведь и на Ковчег Господь велел взять всякой твари по паре, спасти всех. Сказать, что я могу толково объяснить, почему Коля позвал того человека или иного, мне трудно. Вернее, почему он их взял, я каждый раз знаю, но не знаю, почему не взял сотни и сотни других, у которых, на мой вкус, способностей к врачеванию было ничуть не меньше. Правда, первая Колина помощница Ефросиния Кузовлева (она поселилась в комнате, где прежде жила учительница) сомнений у меня никогда не вызывала.

Это была дряхлая сгорбленная старушка, 1845 года рождения, и значит, ко времени описываемых событий ей было уже за восемьдесят. Кузовлева была совсем немощна, даже с постели вставала редко. Тем не менее Коля ценил ее до чрезвычайности. Кстати, Козленков подобрал ее на вокзале. В одном доме она много лет прослужила нянькой, но и там из-за слабого здоровья нашла место лишь потому, что ей ничего не надо было платить. Хватало немного еды и крова. Когда она окончательно сдала, ее выгнали, тут и случился Козленков. Вот ее история.