Так как же проходили тренировки царевича, наследника трона Хора? «В возрасте восемнадцати лет он уже достиг полной силы. Ему были ведомы все искусства Монту. Не было равного ему на поле боя. Он постиг искусство управления колесницей. Во всем его воинстве не имел он себе равных. Не было такого, кто мог бы натянуть его лук, и никто не мог сравниться с ним в беге». Другими словами, он был подлинным атлетом, который одинаково ловко владел веслом, луком и уздой.

«Он был могуч и не ведал усталости, когда стоял в своем шлеме, сжимая руками руль на корме царского судна, где с ним были люди его числом две сотни. Когда они проплывали половину атура (египетская мера расстояния, равная примерно 5 милям), они слабели, и члены их становились хилыми, словно у ребенка, но его величество продолжал править своим огромным веслом длиной двадцать локтей. Они останавливались у берега, и его величество привязывал царское судно, сделав три атура без остановки. Каждый исполнялся восторга, видя, как царь делает такое».

Не следует, впрочем, забывать, что работа рулевого значительно облегчилась с тех пор, как рулевое весло стало вставляться в выемку на корме и прикрепляться к короткому шесту с развилкой в середине, или если судно управлялось двумя рулевыми веслами по бокам кормы. В эпоху Древнего царства рулевой держал весло в руках без всякой опоры, и ему приходилось употреблять нечеловеческие усилия, чтобы бороться с течением или менять курс корабля. Едва ли царевич пользовался этой устаревшей системой управления, однако и новая со всеми ее усовершенствованиями требовала от рулевого силы и выносливости.

Хороший лучник должен знать толк в луках: «Он натянул три сотни тугих луков, чтобы сравнить их и отличить изделие мастера от поделки невежды». Выбрав себе безупречный лук, который никто, кроме него, не мог натянуть, царевич «отправился на стрельбище и увидел, что ему поставили четыре цели из азиатской меди толщиной в ладонь. Двадцать локтей отделяли одну цель от другой.

Когда его величество явился на колеснице, как могущественный Монту, он схватил свой лук, взял сразу четыре стрелы и помчался, посылая стрелы, подобно Монту. Первая стрела вышла с другой стороны мишени. Тогда он прицелился в другую. Это был подвиг, какого не совершали прежде ни в одной земле и о каком не слышали прежде: стрела пробила медь и упала с другой стороны на землю. Такое содеять мог только царь, могучий и сильный, которому даровал победу Амон».

На самом деле царевич Аменхотеп всего лишь повторил подвиг своего отца Тутмоса III, который тоже пронзал своими стрелами медную пластину. Тем не менее это было большим достижением. Если бы Аменхотеп, подобно Улиссу, вернулся в свой дом под видом нищего, могучая рука и несравненный лук помогли бы ему покарать тех, кто осмелился бесчинствовать в его доме и посягать на его женщину.

Царевич Аменхотеп тренируется в стрельбе из лука (Бюллетень музея искусств «Метрополитен», декабрь 1925)

Настоящий воин любил своих коней, да и вообще всех лошадей, больше всего на свете. Принц Немарат правил только частью Среднего Египта, но у него была своя конюшня в столице его области, городе Шмуне. Осада Шмуна принесла страдания не только людям, но и лошадям. Когда Пианхи вошел в город победителем, он посетил конюшни, где увидел пустые лари и голодных лошадей. Это зрелище вызвало у него жалость, смешанную с гневом на безрассудных египтян, которые довели благородных животных до такого состояния. «Клянусь жизнью, благосклонностью Ра и ноздрями моими, через которые обновляется во мне жизнь! Вид этих голодных коней печалит мое сердце больше прочего зла, содеянного тобой в твоей греховности. Разве не знаешь, что тень бога надо мной и что я безгрешен перед ним? Я родился из божественного чрева, зачатый богом, и семя богов во мне. Клянусь его ка, что не делал ничего без ведома его. Что велит он мне делать, так я и делаю». Рамсес III не доверял даже своим военачальникам и сам следил, чтобы его кони были ухожен-ны и готовы к бою. В полном боевом облачении, с щитом в одной руке и плеткой в другой, в сопровождении своих придворных приходил он в царские конюшни. Раздавались звуки труб, оповещающих о прибытии фараона, возницы бежали к своим местам, каждый хватал вожжи своей пары коней. Царь осматривал их одного за другим.

Царевич Аменхотеп, когда он еще был слишком мал, чтобы заниматься ремеслом воинственного Монту, уже усердно тренировал свою силу и ловкость. Он очень любил лошадей и стал настоящим мастером объездки. Его отец, грозный Тутмос III, прослышав об успехах сына, преисполнился радости и гордости. Он сказал своим придворным: «Дайте ему лучшую упряжку из моих царских конюшен в номе Белой Стены (т. е. в Мемфисе). Скажите ему: «Делом твоим будет объездить их, обучить и наполнить силами! Таково желание твоего отца». Получив эти наставления, препоручив себя Решефу и Астарте, богам Сирии, родины этих лошадей, царевич принялся за дело. Он воспитал коней, не имевших себе равных в выносливости, и даже после долгих пробегов на их спинах не выступало ни капли пота.

Длительные поездки на колесницах совершались чаще всего неподалеку от великих пирамид, к западу от Мемфиса. Когда уреи засверкали на челе Аменхотепа (то есть когда он стал царем), он повелел построить там мавзолей, который стал основанием огромной стелы из белого камня; на ней сегодня мы можем прочитать о его подвигах. Его сын Тутмос IV мечтал повторить их. Он любил стрелять из лука по мишени неподалеку от великого Сфинкса, любил охотиться в пустыне. Однажды царь уснул между лапами статуи, и во сне ему явился Сфинкс, повелев очистить засыпающий его песок. Сделав это, царь заслужит право воссесть на трон Геба. Царевич подчинился божественному повелению и, разумеется, счел необходимым записать это чудесное происшествие для потомков. Если бы не благочестие и набожность этих молодых царей, мы никогда не узнали бы, каким образом они готовили себя к восшествию на престол.

Царевич мог забавляться стрельбой по медным мишеням или гонять антилоп в пустыне близ пирамид, вверив себя покровительству Хорахти, но царь предпочитал более опасные развлечения, поэтому отправлялся за Евфрат или на юг от порогов, чтобы травить свирепых диких зверей, которых не встретишь в пустынях, обрамляющих долину египетского Нила.

Однажды царь Тутмос III со своими спутниками на охоте преследовал стадо из ста двадцати слонов. Это произошло в месте под названием Мий, в долине Евфрата, где река течет между двумя высокими скалами. «Ни один царь никогда не совершал подобного с начала времен». Самый большой слон бросился на фараона (несомненно, это было подготовлено самим провидением), желая растоптать его. К счастью, рядом находился его старый товарищ по оружию Аменемхеб, который взмахнул мечом и отрубил чудовищу хобот. Фараон щедро наградил его золотом, но обошел молчанием его подвиг в официальном отчете об этом происшествии, высеченном на стеле в Напате. Что выглядит особенно нелицеприятно, если учесть, что в конце отчета фараон утверждает: «Я честно сказал все, как было, не солгав ни одним словом». И мы, наверное, никогда не узнали бы правду, если бы Аменемхеб не поведал об этой памятной охоте в своем, к сожалению, слишком коротком рассказе. Будь на его месте воин рангом пониже, кто рассказал бы нам о его подвигах?