— Неплохо. Кстати, позавчера читал статью о тебе. Ты настоящий молодец, Джеймс…

— Наверняка в эти дни я один из популярных людей в Британии…

— Я знаю точно, такого как ты — слава вовсе не портит…

Дядюшка неожиданно стал серьезным:

— Джеймс, ты встречался с сыщиком Адамсоном?

— Да, имел недавно честь. Он все же нашел убийцу отца. Удивительно, но мы с этим журналистом Хантером даже были знакомы. Скажите, дядя Ричард, это все правда? Про охотников на ведьм, про ритуальные казни?

— Я никогда не влезал в жизнь Джона. Но ходили слухи, что наша матушка и вправду умерла от колдовских чар. После этого Джон и возглавил это тайное общество. Но мне об этом он никогда не рассказывал. А последние три года мы и вовсе почти не общались…

— Можно задать нескромный вопрос… но почему?

— Скажу откровенно. Джон еще в Индии крепко подсел на гашиш. В последнее время он становился просто невыносим. Пару раз я вытаскивал его из полицейского участка, благодаря связям, а после мы и вовсе перестали общаться…

Дядя Ричард внимательно взглянул мне в глаза:

— Джеймс, а у тебя есть тайные пристрастия?

— Люблю по пятницам пропустить пару стаканчиков шотландского скотча.

— Юморист…– улыбнулся дядюшка.– Значит ты лично знал этого ублюдка-журналиста?

— Да, знал. Хантер погиб при столкновении с русскими кораблями у Крымского полуострова.

— Интересно, зачем он вообще поперся в Афины, а после потянул тебя в Константинополь…

— Если бы я знал что он убийца отца, застрелил бы этого ублюдка еще в Афинах…

— Кстати, Джеймс, ты ведь знал Саймона Мюррея?

Опять этот Саймон Мюррей… тот самый, о котором недавно упоминал сыщик…

— Конечно. Мистер Мюррей приезжал пару лет назад в Бомбей. Мы даже неплохо повеселились…

— Мюррей умер вчера вечером. Городские грабители проломили ему голову прямо возле дома и забрали кошелек с тридцатью фунтами. Тридцать фунтов, Джеймс! Как дешево нынче стоит человеческая жизнь…

— Очень печально. Я считал, что в Лондоне почти искоренили преступность.

— Преступность нельзя полностью искоренить. Добро и зло всегда существовали и будут существовать на этом свете, так же как богатство и бедность. Ну а бедность всегда порождает пороки.

— Считаю, это не совсем верная логика. Значит богатый должен быть добрым и счастливым, но это ведь не так…

— Возможно ты прав, племянник. Скажем я человек довольно состоятельный, но не сказал бы, что чувствую себя вполне счастливым… но по крайней мере, точно никогда не пойду на преступление…

— А если бы вы были бедны и ваши дети плакали от голода? Неужели бы не вышли на большую дорогу?

— Нет, Джеймс. Я бы точно нашел способ заработать. А что касается счастья… считаю и среди богатых счастливых совсем немного. Что такое быть счастливым по твоему мнению?

— Нужно поставить себе цель и твердо добиваться этой цели. Это облагородит душу и сделает счастливым. В светлой цели — высшая человеческая благодетель. Деяния великих спрятались во мгле и давно поросли быльем. Александр Македонский и Чингисхан в прошлом сотрясали весь мир. Но были ли они по-настоящему счастливы?

— Ты тоже читал Марка Аврелия?

— Немного.

— Скажи, Джеймс, что ты решил насчет Мэри?

— Мэри — моя кузена и друг. Ваше предложение о женитьбе на Мэри, к сожалению, я принять не могу.

Дядя Ричард сразу изменился в лице:

— Но… объясни мне, почему?

— Потому что за это время кое-что произошло. Я полюбил другую девушку…

— Постой… уж не Элизабет Гамильтон, которую ты спас из плена мятежников на острове?

— Да, именно Элизабет.

Дядя усмехнулся и покачал головой:

— Расчетливый сукин сын… пожалуй, ты еще переплюнешь моего отца в расчетливости и лицемерии… Что же, Джеймс, желаю удачи!

Не прощаясь, дядя Ричард быстро вылез из кареты и направился к зданию редакции «Таймс».

Похоже, у меня появился еще один враг. Опасный враг. Но почему дядя Ричард так сильно обиделся, что я отказался жениться на его дочери, мне не очень понятно…

В Портсмут я добрался только в десять часов вечера. Погода слегка испортилась, с моря дул сильный холодный ветер и срывался дождь.

Меня встретила встревоженная миссис Портман.

— Мистер Мельбурн, добрый вечер!

— Добрый вечер, миссис Паркер. Что-то случилось?

— Да, случилось. Эмили до сих пор нет дома.

— Во сколько она ушла?

— В пять часов. Направилась к подружке-соседке. Обещала к восьми вернуться. Она всегда возвращалась к восьми часам.

— Миссис Портман, вы уже ходили к соседке?

— Да. Она ушла от нее без десяти восемь.

Я быстро вернулся на улицу и облегченно вздохнул. Грум еще не успел уехать.

— Деррик, сегодня переночуешь у меня. Девочка пропала. Если она не вернется до полуночи — поедем в полицейский участок!

Я поужинал и лег наверху, прислушиваясь к каждому шороху. Так и ждал, когда же откроется входная дверь и я услышу звонкий голос Эмили. Только этого мне не хватало, куда же подевалась эта несносная девчонка… Неужели ей в голову взбрело прогуляться по вечернему городу? Несмотря на все ее заскоки и взбалмошность, Эмили довольно дисциплинирована и всегда вовремя приходила домой. А если она до сих пор не вернулась, это могло означать только одно. Ее наверняка похитили. Но кто? Неужели ирландцы? Да я же их в порошок сотру, вышлю в двадцать четыре часа на родину… Нет, ирландцы навряд ли… Гангстер Броуди? Но зачем, неужели из-за такой мелочи, что я отказался с ним сотрудничать? Если это сделал Броуди — я найду способ пожизненно засадить его в тюрягу.

Наступила полночь. Я приподнялся, набросил пальто и спустился вниз. И тут в калитку настойчиво постучали. Я вышел из дома, приоткрыл калитку и увидел мальчишку лет двенадцати. Он протянул листок и тут же убежал на другую сторону улицы.

Я вошел в холл. Из комнаты выглянула заспанная служанка.

— Эмили вернулась?

— Пока еще нет…

Я зажег лампу, развернул записку и прочитал:

' Мистер Мельбурн. Не волнуйтесь и не обращайтесь в полицию. Девочка у нас. С ней все хорошо. В 7.30 у вашего дома. Майкл Броуди'

Значит я был прав. Девочку похитили люди Броуди. Возможно он привезет Эмили утром и будет договариваться о сотрудничестве. Только теперь этот урод ошибся. С ним никто договариваться не будет. Похищение ребенка — очень серьезный просчет гангстера Броуди… такого я точно не прощу. За каждую