или Ашхабада деловито хлопотала у причаленной к берегу лодки, выгружая из нее многочисленные бутылки с Сарыкамышской водой, взятой с разных глубин озера. А глубина на озере в отдельных местах достигла уже семидесяти метров!

С каждым днем Сарыкамыш растет, расширяя свои границы за счет грунтовой воды, поступающей в него с хлопковых полей Узбекистана и Туркмении по широкому, как река, коллектору. Так, в широтном направлении Сарыкамыш уже разлился более, чем на сто километров, и почти на столько же к северу и югу. Ученые обратили внимание на то, что очень быстро растет и минерализация водоема. Насколько велико его засоление и не нанесет ли это ущерб рыболовству? — на эти вопросы должны дать ответ исследования гидробиологов.

Одновременно с созданием Капланкырского заповедника территория, примыкающая к Сарыкамышу, была объявлена государственным заказником. Много вопросов в связи с этим интересовало Кутли Байрамова. Он подробно и с пристрастием расспрашивал Быстрова о том, как охраняется природный комплекс в районе Сарыкамышской впадины с тех пор, как началось ее заполнение, какие животные здесь поселились и много ли случаев браконьерства?

Когда вопросы Кутли Байрамова были полностью исчерпаны, Александр Иванович предложил нам проехать по озеру на моторной лодке. Она стояла в небольшом затоне, рядом с морозильным судном, борта и палубные надстройки которого были выкрашены в белоснежный цвет. Спуск судна на «большую» воду должен был произойти через неделю, после прибытия землесоса, когда он проложит протоку до глубокого дна озера.

С севера дул теплый, влажный ветер, подгоняя к берегу пенистые волны. Над берегом и водой носились чайки. Густая нежная синева уходила далеко к горизонту и там сливалась с бледно-голубым небом.

…Взревел мотор, и мы понеслись навстречу ветру, необъятной морской шири. Пронизанные солнцем солоноватые брызги порой взлетали над бортами лодки и приятной свежестью били в лицо.

Мы совершили дугообразный путь в километре от пологих берегов озера, поросших кустарником, видели колонии пеликанов, крачек, чирков и повернули налево, туда, где рыбаки, покачиваясь на моторках, выбирали из воды сети, а с ними — и улов.

Прогулка по озеру была восхитительной. Но с чем сравнить то богатство, которое добывали отважные рыбаки?

То в одну, то в другую лодку ложились увесистые, почти метровой длины, ослепляющие золотым блеском сазаны, серебристые усачи, судаки, лещи.

Такое привидится разве лишь во сне!

…Прощаясь с Александром Ивановичем, я попросил у него домашний адрес.

— А зачем он вам? — бросил он на меня быстрый вопросительный взгляд.

— Так… На всякий случай.

— А-а! Понятно…

Он продиктовал свой адрес, подумал о чем-то и добавил:

— И вы свой адресок оставьте, пожалуйста.

— Письмо написать хотите? — смекнул я вслух.

— Да нет. Не письмо. А сборник стихов прислать. Рукопись уже в издательстве, в Ашхабаде находится.

Вот какие рыбаки пошли теперь — поэты!..

Как известно, без труда не вынешь рыбку из пруда. А Сарыкамыш — это не пруд, а море, нередко со штормами, с крутой и высокой волной, где необходимы особое мужество, воля и колоссальный труд. Ведь не рыбку надо выловить, а тысячу тонн. Выходя на промысел, рыбаки ссыпают в воду километры сетей. И дирижером, организатором успеха в этом нелегком деле — начальник участка, моряк и поэт. Он должен заботиться обо всем: об исправности транспорта, о горючем, о нормальном быте рыболовных бригад. День у него суматошный, полный больших и малых дел.

Но надо выкроить время и для творчества, для стихов чтобы излить на бумаге все что так переполняет сердце, волнует мысли. И этому он отдает немало сил, вдохновения.

О чем же пишет Александр Быстров?

О море, конечно. О багровых закатах на тихой воде, о нежности летучих облаков, о ветре — спутнике рыбака, о долгой разлуке с любимой, о вечной верности в любви.

* * *

На лесной кордон заповедника, в урочище Еды хауз — Семь бассейнов — мы прилетели к вечеру. Солнце уже садилось за край степи, когда мы простились с экипажем нашего самолета.

В Еды хауз нас встретили молодые лесники и егеря. Всего человек десять. Живут они в двух передвижных вагончиках. Есть еще на кордоне глинобитный домик, но он пустовал. И без него жилья хватало всем.

Вагончики к пустующему домику приставлены были буквой «Г». Образовавшееся между ними пространство притенял навес из сухого кустарника. Подниматься в вагончики надо было по шаткому железному трапу. От каждого шага вагончики покачивались, так как были на мягких рессорах.

Я стоял перед этим одиноким, затерявшимся в безбрежных просторах пустыни, жильем и медленно оглядывал степь. Она была ровной и голой, как стол. Это был такыр, который, как я выяснил потом, играл важную роль в обеспечении жителей кордона питьевой водой. Огромная глиняная площадка — такыр — имела уклон к северу, в конце которой, прямо перед кордоном, специально возводилась земляная дамба, а перед нею вровень с землей — были построены два круглых железобетонных бассейна, вмещавшие по пятьсот кубометров воды. Во время весенних, зимних и осенних дождей дамба сдерживала воду, собравшуюся на такыре. Здесь же она отстаивалась. После чего запруда снималась, и осветленная влага вливалась в бассейны.

К нашему приезду бассейны были полны почти до самого верха. Еще в самолете я почувствовал сильную жажду и с нетерпением ожидал конца полета, чтобы напиться чаю или холодной воды. С просьбой напоить меня я обратился к лесничему Какаджану Бердыеву — густобровому скуластому парню в зеленом форменном кителе, петлицы которого были украшены двумя дубовыми листочками. Такие же листочки были и на околыше его фуражки.

Расторопный Какаджан взял ведро, подошел к бассейну и, откинув деревянную крышку, зачерпнул воды. Одним духом я выпил целую кружку, но мог бы, кажется, выпить больше — такая она была холодная и вкусная. Даже не верилось, что такую воду можно собрать с такыра. Правда, своим коротким замечанием Какаджан поколебал было это незабываемое впечатление от дождевой воды.

В то время, когда я с наслаждением допивал свою кружку, он негромко, как бы между прочим, сказал, что не так давно в бассейн упал верблюд.

— Ну и что ж?.. Он так и остался там? — поперхнувшись последним глотком, полюбопытствовал я.

— Ну, что вы! — усмехнулся Какаджан, довольный произведенным на меня впечатлением от своего замечания. — Вытащили его! Ничего, кажется, с ним не случилось. Только хромал немного…

— А как насчет лягушек?.. И они водятся в бассейне? — спросил я в шутку.

— Водятся! — смеялся лесничий. — Полезное животное. Для охлаждения воды держим… Вместо холодильника.

Хозяева кордона отвели нам отдельный вагончик, где мы и расположились на мягких кошмах и подушках.

После того, как мы отдохнули, пришел Какаджан Бердыев, принес керосиновую лампу и