мою талию, и он берет свой член в одну руку как раз в тот момент, когда он начинает извергаться, его голова откидывается назад, когда он сильно дергает себя, и сперма брызжет на ребра его пресса. Она выплескивается ему на рубашку, а его рука сжимает член до тех пор, пока он не становится почти белым, его челюсть сжимается, а глаза закрываются, и он стонет что-то похожее на мое имя.

Я не могу пошевелиться, застыв на нем, и смотрю на него сверху вниз. Это самое эротичное из того, что я когда-либо видела, когда он такой напряженный от удовольствия из-за меня и содрогающийся от него. Он судорожно сглатывает, его рука снова скользит по члену, а затем он отпускает ее, его глаза медленно открываются.

— Я почти кончил в тебя. — Его глаза на секунду снова закрываются. — Это была одна из самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Не… — Он снова сглатывает, и его рука сжимается на моей талии. Я смотрю на него, и моя грудь болит, сжигая эмоции, которые, кажется, съедят меня заживо.

Он хочет меня. Он хочет меня с таким вожделением, с такой страстью, о которой я никогда не думала, что смогу испытать. Но он не любит меня. И брак с ним без этого, кажется, убьет меня.

Однако после того, что мы только что сделали, когда реальность возвращается на круги своя, я не могу отрицать, что он прав.

Я не верю, что Игорь будет подчиняться правилам. Я не верю, что ему будет все равно, жена я Габриэля или просто няня, нанятая присматривать за его детьми. Так или иначе, он придет, чтобы забрать меня, и если у Габриэля нет защиты от этого, он оставит после себя разрушения.

Но у брака с Габриэлем есть и другая выгода, о которой он, скорее всего, собирался мне рассказать и о которой я не задумывалась до сих пор, пока мои эмоции и возбуждение не остыли.

У Габриэля есть связи в мафиозном мире. Связи, которые он создавал и поддерживал на протяжении многих лет. Оказать услугу и попросить эти связи помочь ему выступить против Игоря — дело не маленькое, но оно станет еще более возможным, если он попросит их помочь защитить его жену.

Многие мужчины в этом мире, увидев меня, пока я всего лишь сотрудник Габриэля, сказали бы ему, чтобы он вернул меня. Чтобы не подвергать себя опасности, связанной с противостоянием Игорю. Но если они увидят меня в роли его жены, все изменится.

Оцепенев, я чувствую, как Габриэль поднимает меня со своих коленей и садится. Он снимает рубашку, чтобы убрать с живота, и я смотрю на его пресс, сопротивляясь желанию протянуть руку и коснуться его. Какая-то часть меня хочет упасть вместе с ним обратно в шезлонг, возбудить его, пока он снова не трахнет меня, чтобы мы могли отложить этот разговор. А другая часть меня знает, что мы должны поговорить, прежде чем между нами что-то еще произойдет.

— Белла. — Он поворачивается ко мне лицом, выражение его лица теперь усталое, а не сердитое. — Пожалуйста, скажи, что выйдешь за меня. Позволь мне защитить тебя.

Я почти смеюсь. Единственная причина, по которой я этого не делаю, заключается в том, что я знаю, что он не поймет, почему, и что это причинит ему боль. Я буду смеяться не над ним, а над полной нелепостью всего этого, над тем, что он сидит рядом со мной, полуодетый, с грязной, вывернутой рубашкой в руках, и просит меня выйти за него замуж. Это совсем не то предложение, которое я себе представляла, если бы вообще могла себе такое представить.

Но, опять же, не было и первого. На самом деле, в первый раз меня даже не спросили.

В сравнении с этим все гораздо лучше.

Этот смех снова обжигает мне горло, но я сглатываю его. Я медленно киваю, и вижу облегчение на его лице.

— Это да? — Тихо спрашивает он, и я снова киваю.

Это «да» — пока что. Потому что все, о чем я могу думать, пока мое сердце замирает в груди, это то, что, хотя я могу принять, что есть веские причины выйти замуж за Габриэля для моей собственной защиты, это не будет вечно. Как только угроза исчезнет, я уйду. У меня разрывается сердце только от одной мысли о том, что я оставлю Сесилию, Дэнни, Габриэля и даже Агнес, но я знаю, что не смогу вынести вечного брака с ним, если он не любит меня.

Я едва выдержу это, даже на какое-то время.

— У меня нет кольца, — тихо говорит Габриэль. — Это случилось внезапно. Мне позвонил Джио и рассказал, что случилось, только вчера вечером. Но…

Он лезет в карман, и я некоторое время смотрю на него, не понимая, что он делает. Он достает маленькую плоскую коробочку и протягивает ее мне.

— У меня есть это.

Я моргаю, оцепенело принимая ее из его рук.

— Что это? — Тихо спрашиваю я, и уголок его рта искривляется самой маленькой из улыбок.

— Открой.

Медленно я открываю крышку шкатулки. На черном бархате внутри лежит браслет — ряд связанных между собой маргариток, в центре каждого цветка — жемчужина. Я чувствую, что глаза начинают гореть, когда смотрю на него, и задаюсь вопросом, когда Габриэль купил его. Как давно он у него, и почему.

— Он прекрасен, — шепчу я, когда он достает его из коробки и застегивает на моем запястье.

— В тот день… — Его голос затихает, и он на мгновение замирает. — Утром после того, как мы… после первого раза, я хотел сделать что-то для тебя. Чтобы ты знала, что это что-то значит для меня. Я хотел, чтобы у тебя было что-то на память, материальная вещь, потому что я знал… — Он медленно выдохнул. — Я знал, что это должно было случиться только один раз. Поэтому я решил вернуться домой пораньше и зашел в ювелирный магазин. Я купил это, и по дороге…

Он поднимает на меня глаза, и ему не нужно рассказывать остальное, чтобы я поняла, что произошло.

— Люди Игоря устроили засаду на парковке. Они заставили меня вернуться в особняк, где я нашел тебя и… — Его челюсть сжимается, и я обхватываю его руку, все мои противоречивые чувства по поводу брака, на который я только что согласилась, ненадолго исчезают вместе с непреодолимой потребностью утешить его.

— Мне жаль, — шепчу я, и он качает головой.

— Мне жаль. Я не должен был