Отстраивались вокзалы. Технической новинкой стал двухъярусный железнодорожный мост через Прегель, сооружённый в 1926 году.

Город рос как на дрожжах. За десять лет — с 1920 по 1930 год — население увеличилось на 40 тысяч человек и достигло 280 тысяч, к 1939 году эта цифра возросла до 372 тысяч.

Застраивались свободные участки. При этом никто не посягал на скверы в центре города: делом чести для архитекторов и градостроителей было спланировать новые жилые районы и застроить виллами пригороды в Липе (ныне посёлок Октябрьское, Ленинградского района), Ротенштайне (конец улицы А. Невского), Баллите (Первомайский посёлок — военный городок в конце улицы Горького), Шарлоттенбурге (посёлок Лермонтово), Ратсхофе (район улицы Вагоностроительной), Лавскене (проспект Победы), Шпандинене (посёлок Суворово в Балтрайоне), Понарте (район мясокомбината), Розенау (район улицы Клавы Назаровой), Шпайхерсдорфе (улица Судостроительная) и Иерусалиме (улица Емельянова).

Муниципалитет принял на себя дополнительные заботы: нужны были новые дороги и городской транспорт, вода и электроэнергия… Возле пригорода Иерусалим строилась новая водонасосная станция, с помощью которой прегельская вода должна была стать пригодной для питья.

…Расширялись границы муниципального округа: площадь города увеличилась с 4428 до 9791 гектара. Но и за его пределами жизнь кипела: появились дачные посёлки в Метгетене (посёлок имени А. Космодемьянского), Танненвальде (Чкаловск), Кведнау (Северная Гора), Нойхаузене (Гурьевск).

Отрезанная от метрополии провинция не только не зачахла — напротив, расцвела пышным цветом.

Есть и ещё один любопытный момент. Кёнигсберг в официальной советской пропаганде именовался не иначе как «колыбелью фашизма» и «оплотом германского милитаризма». На самом же деле в провинции, наиболее пострадавшей от Версальского договора, фашисты отнюдь не пользовались особыми симпатиями.

«Я испытываю ужас перед надвигающимися на город миллионами, — писал один из журналистов популярной в Кёнигсберге газеты в начале тридцать третьего года. — Их зовут не Фрицы, Иоганны, Генрихи, Отто, а масса. Один как один — плохо выбритые, в бумажных манишках, покрытые серой пылью — они по временам заполняют улицы. Они многого хотят, выпячивая тяжёлые челюсти…»

На последних выборах — перед приходом Гитлера к власти — предпочтение было отдано социал-демократам, вторую позицию заняли коммунисты… За «наци» проголосовало не более 6 % жителей Кёнигсберга. Конечно, общей ситуации в стране это не изменило, но… это всё-таки было.

Да и 20 июля 1944 года «историческое» — но, к сожалению, неудачное — покушение на Гитлера было подготовлено именно восточнопрусским дворянством. В заговоре участвовали и чиновники Кёнигсбергского магистрата — за что жестоко поплатились, когда попытка убить фюрера провалилась.

Впрочем, это — тема отдельного разговора. А пока приходится констатировать: при сходных геополитических обстоятельствах перспективы анклава Калининград гораздо туманней, неопределённей, чем были у отрезанного от Германии Кёнигсберга. Неужели чужая история нас ничему не научила и на грабли мы предпочитаем наступать самостоятельно?

Наша очередная «прогулка» — по Кёнигсбергу «рыбному». Мы «погуляем» по магазинам и рынкам, где некогда жители города могли прикупить свежей рыбки к обеденному столу.

В Средние века Балтийское море буквально кишело рыбой. По легенде, достаточно было опустить в воду корзину, чтобы она тут же заполнилась сельдью, сёмгой, жирными угрями, осетрами…

Интересно, что в списке рыб Восточной Пруссии, составленном профессором Кёнигсбергского университета Бертольдом Бенеке, фигурировала даже… меч-рыба! Создание вообще-то океаническое, достигающее до 6 метров в длину и до 5 центнеров веса. И распространённое преимущественно в тропиках.

Сёмги было так много, что её разрешалось продавать только два раза в неделю, чтобы не сбивать цену. Рыба ловилась в море, в заливе, в Прегеле, во всех водоёмах.

Кстати, пруссы очень заботились о чистоте воды в реках, ручьях и озёрах. Рыбу, которая кормила пруссов, они называли «озёрной скотиной» — и относились к «пастбищам» рачительно.

У пруссов множество преданий связано с рыбой и с «рыбьим пастухом» (так они именовали водяного). В фольклоре он чаще всего предстаёт как «человек, весь волосами обросший, который сидит на берегу водоёма и посвистывает». А когда он свистит особенно громко, все рыбы «делают хвостами бух-бух».

«Рыбий пастух» выгуливает под водой своё «стадо» — и только от него, «пастуха», зависит, удастся ли хоть что-нибудь поймать рыбакам. Пруссы почему-то считали, что особенно нетерпим «пастух» к тем, кто ловит рыбу ночью. И чтобы наказать «нечестивцев», он иногда является им в образе огромной рыбы, «ловится» на крючок — и утягивает незадачливого ловца за собой на дно реки или озера.

Забавно, но в исторических (!) документах упоминается о том, что в 1433 году был пойман водяной… в одежде епископа. Привезённый в Королевский замок, он не ел ни мяса, ни рыбы, чах на глазах — и в итоге было решено его отпустить. Он перекрестился (!), нырнул в воду — и больше его никто не видел.

Что это было на самом деле, сказать трудно. Люди того времени охотно верили в чудеса. Ведь десятки (а то и сотни) жителей города своими глазами видели, как три приговорённые к сожжению на костре ведьмы оборотились кошками, прыгнули в речку и уплыли! Хотя в кошачий заплыв на дальнее расстояние поверить ещё труднее, чем в существование ведьм…

Историк Давид Лукас в «Прусских хрониках» в 1583 году описывает ситуацию: в 1520 году, во время серьёзной угрозы нападения польских военных кораблей на Замланд и Кёнигсберг, герцог Альбрехт в отчаянии обратился за помощью к прусскому жрецу Вальтину Суплиту. Тот принёс в жертву прусским богам откормленного чёрного быка, сопровождая процедуру чтением заклинаний и делая загадочные пассы руками. И польские корабли, как «отведённые», проплыли мимо.

Правда, у других историков на сей счёт имеется менее мистическое объяснение: просто с кораблей этот участок побережья показался полякам диким, необжитым и непригодным к высадке.

Но… то ли боги чего-то там недопоняли, то ли Вальтин Суплит перестарался — рыба тоже ушла! И через некоторое время оголодавшие рыбаки взмолились о том, чтобы жрец исправил своё (или божеское) упущение.

Делать нечего: Альбрехт позволил Вальтину Суплиту осуществить ещё одно жертвоприношение. По такому случаю специально была откормлена большая чёрная свинья. Её и огромное количество пива доставили на берег залива, где жрец собственноручно заколол жертвенное животное, опалил, очистил, приготовил на ритуальном костре, оросил побережье пивом… Вскоре рыба вернулась.