class="p1">– Может быть, раньше ты не была готова к чему-то новому в своей жизни, – мягко говорит она, и я киваю. – А теперь готова… – В ее словах звучит материнская доброта и мудрость.

Чувствую, как колотится в груди сердце. На глазах выступают слезы, отчего лицо этой милой женщины немного расплывается.

– Да, наверное. У меня хороший учитель. – Поворачиваюсь к ее сыну, который подмигивает, как будто ждал, что я взгляну в его сторону. Улыбаюсь и снова смотрю на Лори. – Я ныла, что все мамины рецепты из кулинарной книги скучные, и она буквально перетряхивала ее всю, пока не находился хоть один, по которому я могла хоть как-то приготовить, а папа расстраивался и заставлял Мейсона помогать мне. А как-то мама позвала всех наших друзей, чтобы угостить их моей стряпней… – Я вздыхаю. – Результат был ужасающий.

Лори и Ноа смеются, и мне становится радостно, когда я вижу, что они берутся за руки. Ноа сидит на краю больничной койки, он хочет быть как можно ближе к маме. Хочет, чтобы она видела, как он ее любит, как скучает по ней. Он ценит каждое сказанное ею слово, а я восхищаюсь ее внутренней силой, благодаря которой Лори может улыбаться и даже смеяться, хотя ее мир уменьшился до размеров больничной койки.

Ноа ловит мой взгляд, и меня поражает его удивительное самообладание.

– Значит, у тебя большая семья? – тихо спрашивает Лори, вновь привлекая мое внимание.

– Да. Тети, дяди, двоюродные братья, сестры. Друзья, которые тоже уже семья.

– Это близкие для тебя люди?

Я не могу сдержать улыбку.

– Очень. Мои родители… – Я снова хихикаю и закатываю глаза. – Брат называет их занудами, но это просто шутка. Понимаете… о таких родителях можно только мечтать! Мы счастливчики.

– Прекрасно. – В ее тихом шепоте слышится надежда.

Смотрю на Ноа, который разглядывает безвольно лежащую левую руку матери.

– Милый, – говорит она, поднимая на него взгляд, – принеси мне, пожалуйста, апельсинового сока.

– Хорошо, мам. – Он целует ее в щеку. – Сейчас вернусь.

Прикусив губу, я слежу за тем, как он выскальзывает за дверь палаты.

– Спасибо, – шепчет Лори, как только Ноа уходит, и я снова поворачиваюсь к ней. Она улыбается, и я вижу это, хотя приподнимается только правая сторона ее рта. На самом деле я бы поняла, что она улыбается, даже если бы ее губы не двигались. Улыбка слышится в ее голосе, она видна в голубизне ее глаз – они почти такого же цвета, как у ее единственного сына.

– Это вам спасибо, что позволили мне прийти.

– Нет, милая девочка. – Она смаргивает слезы. – Спасибо, что снова вдохнула жизнь в моего мальчика. Уже давно огонек в его глазах потух, но в последнее время я начала замечать небольшие проблески, и они все ярче.

– В последнее время? – выдыхаю я.

– Да, милая. – Она кивает и протягивает мне правую руку, я встаю и беру ее прохладную ладонь. – В последнее время. Уже несколько недель, а может, и дольше.

Я заливаюсь краской, но она будто бы не замечает этого и позволяет мне на мгновение отвести взгляд.

– А может, дело не во мне? Сезон у его команды в этом году удачный, – я смущенно пожимаю плечами.

Лори неожиданно громко смеется.

– Да, может, и так.

Ноа возвращается в комнату, смотрит на нас с подозрением и ставит рядом с кроватью стакан с соком.

– Что я пропустил? – Он переводит взгляд с Лори на меня.

– Я, кажется, начинаю понимать, о каком милом чувстве юмора ты говорил, – все еще смеется она, и я поворачиваю к нему голову.

– Спасибо, мам, – Ноа откашливается, – нам пора.

– Да, милый, идите, конечно. – Озорной огонек блестит в ее глазах. – Отвези девочку домой и укрой ее потеплей.

– Мам!

Лори смеется и снова смотрит на меня. Мягкость сквозит в чертах ее лица, но я чувствую, что она устала и говорить ей становится трудней.

– С нетерпением буду ждать твоего следующего прихода, дорогая.

В палате вдруг становится мрачно и неуютно, мне и самой трудно говорить. Я киваю, машу рукой и выхожу за дверь, оставив Ноа наедине с матерью.

В конце коридора он догоняет меня, и мы вместе выходим на улицу. Здесь, в Южной Калифорнии, холодные зимы случаются нечасто. Сегодня на улице немного зябко, но свитера спасают нас.

– У тебя очень милая мама, – говорю я.

– Невыносимая, – шутит он.

Смеюсь, обгоняю его, поворачиваюсь и иду, пятясь задом.

– Не более невыносимая, чем моя.

Ноа улыбается, но только ртом, не глазами.

Теперь я понимаю, как была не права, когда злилась на него за то, что по воскресеньям он занят. Я подозревала, что все дело в красотке Пейдж, но к Пейдж это не имеет никакого отношения – по воскресеньям он ходит к маме. Почему же он тогда говорит, что у него занят весь день, ведь в больнице мы пробыли не больше двух часов? Впрочем, догадаться несложно – у него ни на что больше не остается сил. Он возвращается домой в полном одиночестве и не хочет никого видеть после пары часов или больше, проведенных с женщиной, которая подарила ему мир, но которая больше не может жить так, как ей хочется. Он чувствует ужасную, оглушающую беспомощность.

Но не сегодня. Сегодня, надеюсь, я смогу ему помочь.

В машине я поворачиваюсь к нему.

– Понимаю, что сегодня воскресенье и завтра у тебя тренировка, но ведь еще совсем не поздно и…

Ноа усмехается, откидывается на спинку сиденья и смотрит мне в глаза.

– Что ты задумала, Джульетта?

– «Фермы Паско Белла».

Он прищуривается, искорка веселья мелькает в его взгляде.

– Знаешь «Тыквенную грядку»? Там ножки индейки больше, чем мои мускулы, – сгибаю руку, притворно демонстрируя их, – там вкусное пиво, а в кукурузном лабиринте можно потеряться… – Удивленно таращусь на него. – Ты что, никогда там не был?

Ноа усмехается и отрицательно мотает головой.

– Этого просто не может быть! Как же так случилось, Ромео? – Я хихикаю. – Значит, едем?

Он по-прежнему улыбается. Потом тихо говорит:

– Если хочешь, едем.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, Ноа протягивает руку и заправляет волосы мне за ухо. Его рука на мгновение замирает, он пристально рассматривает меня.

– Покажешь дорогу?

Я чувствую, как мой желудок скручивается от волнения: намек Ноа звучит четко и ясно.

Он хочет, чтобы я показала ему путь.

На ферму… и не только туда.

* * *

– Врешь! – Ноа щекочет мне живот, и я верчусь, уворачиваясь от его рук.

Мы ныряем под цепь, перегораживающую проход, и мчимся к воротам, которые администратор еще не успел запереть.

– Я