Хаим также продолжал думать о том, что увидел Эзер в ту ночь – если он и вправду что-то видел, – и вспомнил, как он пронес замотанную в одеяло Джени в пролет двери. Когда они приехали с Кипра, она попросила, чтобы он перенес ее через порог, но он отказался. А когда Хаим закутывал ее тело в одеяло, он в последний раз увидел полоску волос у нее на животе, под пижамной кофтой, задравшейся до грудей. Он помнил, что на другой день после убийства снова сказал себе, что это должно было случиться. Что у него не было выхода. Дети страдали из-за нее, и именно из-за нее Эзер все больше отдалялся от него. Чтобы причинить ему боль, Джени поощряла Эзера говорить про воображаемого первого папу. В тот день Сара, как всегда, поехал на работу, но вернулся пораньше, чтобы привести в порядок дом. Когда он вошел, стояла тишина, и квартира была пуста – все было точно так, как он оставил. Возможно, только тогда Хаим осознал, что случилось. Он почему-то взял тряпку и стер пыль с мебели в гостиной и в спальне, а затем вымыл пол горячей водой без мыла.

Вспомнив все это, он, вроде бы без всякой причины, подумал, что больше не будет одевать детей по утрам и что это будет делать кто-то другой. Наверное, причиной этих мыслей было то, что с тех пор, как Хаим остался с ними один, именно в этот ночной час он выкладывал их маленькие рубашонки и штанишки на синий стул в их комнате, а потом шел в кухню и часок-другой тихо там работал.

Не будет у него и утренних поездок по сумеречным дорогам, на которых не видать никого, кроме уборщиков.

Хаим не был уверен, что Авраам приведет его детей, пока скрип открывающейся двери не отвлек его от мыслей и он не увидел перед собой их обоих. И внезапно понял, что не знает, что сказать.

15

Подрядчик начал земляные работы в пять утра, и длились они долго – он работал медленно, дабы не нарушить целостность мертвого тела. Дженнифер Салазар была захоронена во дворе, под дорожкой, ведущей к дому матери Хаима, той, что была заасфальтирована после того, как под нее зарыли тело. При первичном осмотре на теле не было обнаружено никаких следов, противоречивших версии Сары, изложенной в ту ночь. Там не было ни ран, ни признаков насилия, а вздутость тела объяснялась тем, что оно пролежало в земле три недели. В своем кратком и, как всегда, бесфокусном отчете, который Маалюль написал своим мелким округлым почерком на месте работ, было сказано следующее: «Салазар погребена в одежде и, во избежание вони, с головы до ног обернута в несколько слоев упаковочного пластика. Ее вещи сложены во дворе в сарае, как на то и указал в своем признании подозреваемый».

Авраам не остался до того момента, как вытащили труп, и потом пожалел об этом.

Он доставил Сару дежурному судье для продления ареста и сразу же провел воссоздание картины убийства – чтобы арестованный не изменил свою версию или не отказался от нее.

* * *

Когда в три часа ночи они подъехали к дому на улице Аронович, там было тихо и пусто.

Никто из соседей не проснулся – во всяком случае, никто не выглянул на площадку лестницы, по которой поднялись Хаим и полицейские. Они задержались перед дверью на втором этаже. Левая рука Сары была скована наручником с правой рукой Зайтуни, а другой рукой он показал на ключ.

В эту квартиру Авраам попал впервые, и все же она была ему знакома. Он прошелся по всем комнатам и включил везде свет. Квартира оказалась прибранной и чистой – наверное, из-за предстоящей поездки. От пола шел сладковатый дух моющих средств. На этот раз Авраам даже не подумал запирать двери.

Еще до того, как фотографы подготовили свои камеры, Сара выглядел совершенно потерянным: у него был такой вид, будто его мысли бродят совсем в другом месте. Перед этим в участке, после того, как он рухнул на пол при виде сына в следственной камере, он даже как-то пришел в себя и, попивая чай, который попросил себе принести, спокойным голосом дал Аврааму подробное признание. Но когда они оказались в квартире, Хаим снова напрягся, замолк, и его взгляд стал каким-то взвинченным, как будто, согласившись вопроизвести картину преступления, он не знал, что вернется туда, где совершил его. Он стоял в узкой прихожей возле Зайтуни и следил глазами за Авраамом – как тот открывает двери туалета и ванной и входит в тесную кухоньку с ее старыми шкафчиками, покрытым красным пластиком столом и четырьми низкими стульями вокруг. Потом инспектор вернулся в прихожую и спросил его, где детская, и Сара указал свободной рукой на комнатенку с двухъярусной детской кроватью, на которой были сложены все постельные принадлежности.

Если следовать его признанию, момент начала реконструкции примерно совпадал с моментом убийства.

Лиор снял наручники, и Авраам попросил Сару показать ему, на какой стороне кровати лежала его жена и в какой позе.

Потом он попросил Зайтуни лечь на ее место.

«Дженнифер Салазар лежала на спине, справа, ближе к комоду, и когда Сара встал с кровати, глаза ее были закрыты», – написал Авраам в отчете. Он стоял позади Хаима и держал в руках черный микрофон, а рядом с ними стоял фотограф. Сара пошел в детскую убедиться, что оба ребенка спят, и по дороге в спальню взял с дивана в гостиной синюю подушку. Авраам понадеялся, что он не закроет за собой дверь спальни, хотя сам позабыл это сделать.

Зайтуни лежал с открытыми глазами на той кровати, где лежала Дженнифер Салазар, и Сара показал, как положил большую подушку ей на лицо и с силой надавил на нее обеими руками. По его словам, увидеть, проснулась ли супруга, он не мог, потому что ее лицо закрыто подушкой, но она вскинула к нему руки, попыталась схватить его за волосы и несколько раз лягнула матрас, после чего стихла. Хаим еще несколько минут прижимал подушку к ее лицу, а потом снял ее, и все это время дверь комнаты оставалась открытой.

Авраам попросил его все повторить, а Лиора – снова полягать матрас, и, выйдя из спальни, постоял у входа в детскую. Из-за угла ничего видно не было, но хлопки ног по матрасу были отчетливо слышны.

* * *

Примерно через два часа, в шесть утра на другой день после Йом Кипура, Амоса Узана и Иланит Хадад поодиночке посадили в полицейские машины и переправили из Эйлатского полицейского участка в Холон. Сара уже был переведен в камеру заключения в Абу Кабире, а Авраам вернулся в участок и сел дожидаться развития событий.

Через двадцать минут после начала поездки приборы связи в обеих машинах сообщили о нарушении египетской границы. Всех полицейских Южного округа призвали присоединиться к розыскам, так как часть нарушителей были бедуинами, перебрасывающими из Синая оружие. Полицейские, сопровождающие Узана и его напарницу, послали запрос, продолжать ли им движение в Холон, как то было намечено по плану, и получили по радио ясный приказ, услышанный и обоими арестованными. Они остановились у заправочной станции у перекрестка Долина Тимна и перевели Иланит Хадад в машину, где сидел Узан. Вторая патрульная машина, как думала эта парочка, присоединилась к поисковой операции, на самом же деле она остановилась в двух километрах от перекрестка и стала ждать дальнейших распоряжений Авраама. Он тем временем выпил первую с вечера чашку кофе, съел засохший круассан с корицей и вышел из участка выкурить сигарету. Мимо него по улице Пихман проехал первый автобус с зажженными фарами, внутри которого сидели три пассажира. Неужели и вправду все кончено? Инспектору не давали покоя воспроизведенные Сарой картины преступления и его сбивчивое признание. Он вернулся в свой кабинет, открыл папку с делом, чтобы еще раз просмотреть свои записи, и вдруг заметил, что старой фотокарточки Дженнифер Салазар, посланной ему Гарбо, там нет. Авраам не так уж и нуждался в этом снимке, но все же стал искать его среди бумаг, в папке и на столе. Снимка нигде не было.