Авраам об этом не подумал, но Сара не казался ему до такой степени изощренным злодеем. Может, он ошибался?

Уже когда инспектор в первый раз допрашивал Хаима по поводу подброшенного к детсаду чемодана, его насторожило расхождение между куцыми, короткими ответами этого человека на вопросы о том случае – и подробным, продуманным рассказом о его стычке с воспитательницей. В последнюю ночь Сара тоже все больше молчал, и казалось, он больше в жизни рта не раскроет, пока после встречи с детьми он вдруг не заговорил тихим голосом про свою жену, как будто читая с листка бумаги. А еще настойчиво продолжал отрицать, что собирался прикончить детей. Но его объяснение по поводу поездки в Манилу выглядело нелепым и неубедительным: Хаим уверял, что хотел взять туда сыновей, чтобы устроить им расставание с мамой и убедить их в том, что она их не любила. И он настаивал на том, что в его чемодане есть письмо, доказывающее, что именно это он и собирался осуществить своей поездкой. Тем не менее этого воображаемого письма не было.

Авраам молчал, и Илана спросила:

– Ты понял, что имел в виду мальчик, когда говорил про первого папу?

Инспектор не знал, к чему она клонит.

– Думаю, да, – ответил он.

– Да? И что же?

– Что он видел Сару с телом его матери. Но принять это для него невыносимо.

– Уверен?

В этом Авраам не сомневался.

– О’кей. И ты понимаешь, зачем делаешь все то, что делаешь? – задала Лим новый вопрос.

– Вроде бы да.

– Точно? Понимаешь, почему решил стать полицейским следователем? Или почему тебе так трудно оклематься после этой истории с Офером Шараби? Или почему у нас с тобой в последнее время что-то не клеится?

Авраам закрыл глаза, а когда открыл их, он все так же ничего не замечал.

– У нас что-то не клеится? – спросил он.

* * *

Они больше не говорили про Сару, потому что времени было мало, и Илана попросила Авраама показать материалы второго дела.

– Здесь-то ты понимаешь, что произошло и почему? – спросила она, и инспектор, улыбнувшись, сказал, что понимает.

– Иланит Хадад, когда работала в садике, рассказала Узану, что Хава Коэн издевается над детишками, – объяснил он. – С этого все и началось. Узан решил, что на этом можно наварить бабок. Иланит по его указанию сняла на мобильник несколько таких сцен и попыталась шантажировать воспиталку, но Коэн не испугалась и уволила ее. Узан взбесился и решил подусилить шантаж. Потому-то Хава ничего нам не рассказала. Она с самого начала знала, кто подбросил к садику чемодан и кто звонил ей, – как я сразу и догадался. Но она была уверена, что справится с ними сама, и не хотела рисковать – боялась, что мы узнаем об издевательствах над детьми. Коэн взяла на встречу диктофон – видимо, чтобы записать их слова про то, что это они подкинули чемодан. А Узан этот диктофон обнаружил и набросился на нее. Не знаю, собирался ли он ее убить…

– И, насколько я понимаю, Ходад призналась, правда? И дело, в общем-то, закрыто, – сказала Илана.

– Покамест нет. Есть кое-что еще. Я хочу, чтобы ты разрешила мне открыть дело против Хавы Коэн – по поводу ее издевательств над детьми в детсаду. Иланит Хадад передаст нам снимки, которые сделала, и найдется по крайней мере несколько родителей, которым есть что рассказать.

Авраам подумал о младшем сыне Сары и о том, что отец рассказал ему про тот день, когда он убил свою жену. О том, как два эти дела переплелись столь хитрыми путями, которых инспектор и не предвидел.

– А не стоит подождать, пока она не выйдет из больницы? – спросила Лим.

Инспектор покачал головой.

– Ждать мы не будем.

Только когда их встреча подошла к концу, Илана встала с места, открыла окно, выходящее на улицу Саламе, поставила на стол пепельницу и спросила Авраама, как это он до сих пор не закурил и не хочет ли он чашечку кофе. Инспектор поджег сигарету, и Лим снова заговорила:

– Я собиралась сказать тебе кое-что еще, уже давно собиралась, хотя, взможно, ты уже и знаешь…

До того мгновения, как Лим все ему рассказала, Авраам был уверен: она хочет сообщить, что разводится с мужем. Из-за странного электронного адреса, с которого она послала ему отчет о предыдущем расследовании. И из-за исчезновения с ее письменного стола семейной фотографии. А главное, из-за ее предположения, что Дженнифер Салазар солгала Саре и сбежала из Израиля с любовником. Но все это Авраам думал до того, как обнаружилась правда. До последней минуты он не сомневался, что Илана собирается сказать о разводе.

– Это моя последняя неделя в полиции, – сказала Лим. – Или пока что последняя неделя.

Авраам положил сигарету в пепельницу. Ему не пришлось ничего спрашивать, потому что все сразу выяснилось.

– У меня обнаружили болезнь. Еще не ясно, последняя стадия или нет, но лечение займет несколько недель, – сообщила Лим. – А может, больше.

Инспектор не знал, что на это сказать.

– Уверена? – спросил он, и Илана рассмеялась.

– Я думаю, что это ошибка и что сестры в больнице перепутали результаты анализов. Но врачи уверены.

Следовало ли Аврааму встать и обнять ее? Ему хотелось именно этого, но так делать было нельзя. Он посмотрел на ее лицо и на шею, и Лим, заметив его взгляд, сказала:

– Это не видно, Ави, это внутри. Очень глубоко.

– Я чем-то могу помочь?

– Можешь. Дать мне сигарету. Это не рак легких – в общем-то, поэтому я и вернулась к курению с тобой.

Авраам приблизил зажигалку к ее бледному лицу и увидел пятна на тыльной стороне ее ладони, но не смог вспомнить, были ли они там и раньше. Ему хотелось задать ей так много вопросов! «Страдаешь ли ты от болей? Когда все это началось? И как же ты мне до сих пор ничего не сказала? Тебе страшно?»

Они встретились впервые больше десяти лет назад, и вскоре после этого стали работать вместе…

А себе инспектор задавал только один вопрос: «Как же ты будешь продолжать?» Они молчали, и Илане хотелось смягчить его боль, так что она сказала:

– Не знаю, кого поставят мне на замену – меня еще не спрашивали. Но я собираюсь рекомендовать тебя. Конечно, временно. Чтобы ты держал дело в руках, пока я не сумею вернуться. А сейчас, когда ты оправился от предыдущего расследования и распутал это дело, может, есть шанс, что все получится.

Авраам был не в силах взглянуть ей в глаза. Может, он боялся, как бы Лим не увидела, что он собирался сказать ей именно сейчас – пусть думает, что она права? Пусть не знает, как все обстоит на самом деле?

Не знает, что он не оправился.

Что он снова сфабриковал дело о пропавшем человеке, дабы исправить то, что напортачил в предыдущем расследовании.

Что с тех пор, как Авраам вернулся в Израиль, он часами сидел у моря, проглотившего тело Офера Шараби.