— Сэбиан, я… — показала рукой на манивший к себе ручей, привыкнув в дороге сообщать бдительному мужу, когда нужно было скрыться из виду. Хотя здесь вряд ли мне что-то грозило, но тем не менее.

— У тебя есть время, пока согреют ужин, Светлячок, а потом нам будет не до этого, — хрипло произнес он.

В потемневших глазах мужа с каждым мгновением все сильнее разгоралось пламя желания. А я чувствовала, как подступает паника и меня захлестывает хаос противоречивых мыслей. Всю дорогу точно знала, что предстоит в конце пути, но не особо задумывалась, отодвигая на потом, подобно героине «Унесенных ветром». А сейчас, поставленная перед фактом: здесь и совсем скоро состоится полноценный секс с мужем-иномирцем, а главное — непонятная мне привязка к земле, неизвестному дому, я ощутила растерянность и страх, хотя сама уже была свидетелем этой самой привязки. И Ноэль не померла и нормально себя чувствовала. И Хемвиль меня очень душевно благодарил… Но здесь территория темных… и мало ли…

В стремительно погружавшейся в ночную темень долине замок был уже едва различим; по плато гулял ветер, теребя подол моего платья и плаща, развевая полы черного кафтана Керо словно крылья. Мне кажется, он понял мое смятение. Поднял руку и с загадочной улыбкой, смягчившей черты уже знакомого лица, к которому я почти привыкла, кончиками пальцев провел по моей щеке, как постоянно делал, едва ощутимо согревая, и, кажется, в этот раз напоминая обо всем, что мы пережили вместе. Будучи рядом. Ночью. И днем, разделяя пищу, дорогу, заботы. И особенно — чувства и эмоции, которые у нас теперь одни на двоих и с каждым днем становятся все отчетливее и проникновеннее.

Возможно, опасаясь напугать или надавить, а может, чувствуя мою неуверенность и страх, медленно наклонился, приподнял пальцами подбородок и коснулся губ поцелуем: легким, теплым и обещающим очень многое в обмен на доверие. Потом опять погладил меня по щеке, но уже всей своей крупной, чуть шершавой ладонью. Затем развернулся и отошел к ранатам.

Я помедлила несколько мгновений, еще ощущая нежность его губ и теплый взгляд любимых сумрачных глаз, оттененных густыми ресницами. Почувствовав, что продолжаю дрожать и волноваться, взяла себя в руки и, плюнув на все сомнения и неуверенность, словно в омут с головой нырнула. Мы уже связаны с Сэбианом, осталось сделать последний шаг, но я хочу сделать его сама. Добровольно! Не как жертвенная овца обстоятельств, которую уже положили на алтарь чужой судьбы, а осознанно делая самостоятельный выбор.

Почему нет? Ведь я мечтала о любви, мечтала увидеть драконов, мечтала о принцах на черных конях и мысленно рисовала в фантазиях воздушные замки, где я — королева любимая и любящая. И вот, пожалуйста, мне предоставлена такая возможность, а я трушу, теряюсь.

Встряхнулась и, убеждая саму себя, что ноги просто подрагивают от долгой езды верхом, подошла к ручью и трясущимися по той же причине руками разделась до исподней рубашки. Несмотря на наступающую весну, ветер в горах был довольно промозглый. Я суетливо сбегала к сундуку за красивой рубашкой и мылом. Отчаянно отбивая зубами дробь, помылась в ледяной воде, вытерлась и, накинув поверх рубашки плащ, рысью понеслась в палатку прятаться от пронизывающего холода в теплую шкуру.

Через минуту вслед за мной пришел Сэбиан. Поставил кружки с горячим напитком рядом со мной. Затем вышел и вернулся с едой, которую выложил на холстину: хлеб, подогретое мясо и сыр. Сегодня все выглядело как-то торжественно, несмотря на одинокую свечу, каменистую пыльную землю вокруг шкур, хлопающее от порывов ветра полотно палатки и даже на мой совершенно непрезентабельный вид.

Склонив голову, Сэбиан разглядывал меня, пока я пила горячий отвар, стуча зубами по кружке и укутавшись в шкуру с головой. Сейчас я уж точно не «секси вумен», как хотелось бы, но совсем не физический голод, мерцающий в серых глазах мужа, говорил совершенно обратное. И темный у меня внутри вроде и охлаждал своей Тьмой, но вместе с тем — странное дело! — разогревал, собираясь угольками внизу живота.

Кое-как заставив себя проглотить кусочек лепешки, неловко запила. Облизала губы, проверяя, нет ли крошек, и опять поймала взгляд Сэбиана. Обжигающий, черный, готовый…

Он, в противовес сумасшедшему нетерпению, охватившему темного, неторопливо разделся полностью. Я невольно позавидовала: Его Темнейшество ничуть не мерз, в отличие от меня. Затем мой лорд опустился на колени передо мной, заставляя затаить дыхание от великолепия его мощного тела. Осторожно забрал из моих холодных пальцев кружку и отставил подальше в сторону.

— Иди ко мне, Сафи, я согрею… — прозвучал в тишине палатки его глухой, завораживающий голос.

Сэбиан выпутал меня из шкур и потянул к себе, заставляя встать на колени напротив него. Обнял, словно защищая от всего, окружая теплом горячего тела, дыханием шевеля волосы у меня на макушке. Сейчас я все слишком остро воспринимала, боялась — да, но сама желала этой близости. Я всхлипнула от отчаянной неуверенности, зажмурилась и прижалась к нему всем телом, крепче обнимая, чувствуя его всей кожей.

— Ты только держи меня крепче и не отпускай никогда, — хрипло выдохнула я как мольбу.

— Не отпущу. Никогда, — услышала я тихий, мягкий, уверенный ответ. — Разве я могу отказаться?

Муж положил ладони мне на бедра, огладил и начал медленно задирать подол рубашки. Я задрожала, только уже не от холода, а от возбуждения. Темный просто зашкаливал от эмоций и желания, невольно заражая и меня.

Теперь мы оба стояли на коленях обнаженные. Я потянулась к нему, коснулась грудью его кожи, задевая чешуйки, испытывая невероятные ощущения. Сэбиан, обхватив мое лицо ладонями, заставил посмотреть на него и прижался к моим губам в страстном поцелуе, после которого дальнейшее происходило словно в сладком тумане. Я сама забралась к нему на колени, чтобы быть еще ближе, сплетаться еще теснее, лоном чувствовать его плоть.

Потом было уже не важно, кто из нас стонал и чего хотел, мы сплетались в объятиях и прекращали целоваться, чтобы только вдохнуть и опять ласкать друг друга. И вряд ли мы были нежными любовниками. Мы, что называется, дорвались… Кажется, я настойчиво о чем-то просила, наверное, об освобождении — желание, дикое и неистовое, нарастало, и не было сил терпеть. Наконец муж подмял меня, уложил на спину, и, почувствовав, как он проникает в мое лоно, наверное, все-таки испугалась, потому что услышала его хриплый голос:

— Я поклялся, что никто и никогда не причинит тебе боль…

Невинность я потеряла, лежа почему-то на голой земле — мгновение дискомфорта, и опять потерялась в чувствах. Своих ли, его ли — какая разница. Потом, царапая мужу спину, мотая головой, стонала, выкрикивая его имя на пике наслаждения…

Когда немного пришла в себя, шепнула:

— Господи, благодарю тебя за него…

Открыла глаза и… не завизжала только потому, что дыхание сперло так, что я не смогла ни звука издать, поперхнулась и замерла. Над головой нависающего надо мной Керо, тяжело дышавшего после страстного марафона, парила сама Тьма: черное, мерцающее облако, в центре которого искрились серебристые глаза. И Тьма эта, прищурившись, словно придирчивая склочная свекровь взирала на меня — как на нерадивую невестку!