которой никому не нужно стыдиться, и, в отличие от приватной, или тайной, зависти, как совершенно верно отметил Бэкон, в ее пользу можно привести некоторые аргументы:

«Ведь публичная зависть – это тип остракизма [вероятно, здесь источник догадки Бэкона], который омрачает жизнь людей, когда они становятся чересчур великими. И следовательно, это [страх перед завистью] обуздывает также великих, удерживая их в границах.

Эта зависть, которая обозначается латинским словом invidia, носит в современном языке имя недовольства (discontentment), о котором мы будем говорить, когда обратимся к восстанию».

Бэкон, вероятно, неправ, когда считает, что invidia, буквально «враждебный взгляд», связана только с завистью, выраженной в общественном мнении, и не связана со злобной завистью частного человека. А приравнивая публичную зависть к недовольству, Бэкон ограничивает ее. Как можно наблюдать в современных демократиях, этот вид зависти, которая сдерживает политиков, получивших слишком большую власть, проявляется также во времена процветания и со стороны людей, у которых нет совершенно никаких оснований для жалоб.

Однако Бэкон уделяет больше всего места частной, или личной, зависти, которая является элементом «публичной» формы зависти и, вероятно, играет более важную роль во всех обществах. Сначала он представляет нам типологию тех, кому завидуют, и завистников. Человек, лишенный добродетели, тот, у кого нет никакой надежды когда-либо ее достичь, из-за зависти становится причиной гибели своих более достойных собратьев[250].

Его следующее наблюдение более интересно с социологической точки зрения. «Известно, что люди благородного происхождения склонны завидовать новым людям в момент их восхождения. Ведь дистанция между ними сокращается, и это как обман зрения: когда другие поднимаются, им кажется, что это они сами опускаются»[251].

Здесь Бэкон описывает то, что можно назвать «завистью королей», которая направлена сверху вниз. Ее можно назвать завистью к отдаленности, и эта форма зависти будет встречаться постоянно. Вероятно, это и есть абсолютная зависть, потому что человек, находящийся наверху, не может ничего потерять оттого, что другие, в результате собственных достижений, начнут соревноваться с ним в роскоши и богатстве.

Закладная в мировом банке фортуны?

Бэкон замечает, что часто особенно склонны к зависти уроды, калеки и евнухи – говоря его словами, те, кто не в состоянии помочь себе и поэтому стремится навредить другим. Однако он упоминает о героических исключениях, о людях, которые своими бескорыстными деяниями облагородили свое уродство. Но те, кого Бэкон считает особенно подверженными зависти, – это люди, испытавшие временные неудачи, катастрофы и лишения: «Ибо они люди… которые считают, что бедствия других людей искупают их собственные страдания»[252]. Пример, который точно соответствует этому описанию, приводит этнограф Карстен применительно к южноамериканским индейцам (см. ниже с. 71).

Это чрезвычайно показательно. Достаточно легко понять, почему человек, пребывающий в юдоли скорби, должен с завистью смотреть на тех, кто более удачлив. Но почему Бэкон уделяет так много внимания людям, которые оправляются после катастрофы? Например, после Первой мировой войны были люди, которые вернулись с нее невредимыми и на основании лишений, которые они (и в особенности другие) претерпели, стали занимать позицию самых суровых моральных арбитров в то время, когда лишения в принципе уже были в прошлом. Можно было бы предположить, что человек, который успешно пережил тяжелое время, должен доброжелательно и с благодарностью относиться к тем, кому повезло больше. Может быть, Бэкон на самом деле обнаружил ключевой мотив. Ведь возможно, что тот, кто избежал катастрофы и недоумевает, почему его пощадила судьба, кто испытывает чувство вины по отношению к тем своим спутникам, которых судьба не пощадила, будет заключать ретроспективный договор залога с «судом фортуны», «мировым банком фортуны», не только раскаиваясь сам, но и настаивая, что остальные должны поступать так же.

В свете этой гипотезы можно частично истолковать раздражительность, требовательность и псевдоаскетизм многих центральноевропейских, английских и американских писателей после Второй мировой войны. В своем каталоге особенно склонных к зависти людей Бэкон упоминает о тех, кто находится в тесной близости с объектом зависти: «…близкие родственники, работающие в одной конторе, и те, кто вместе вырос, больше склонны завидовать равным себе, когда они поднимаются. Ибо это заставляет их сожалеть о собственной судьбе, и указывает на них, и чаще вспоминается им, и, подобным же образом, чаще приходит на ум другим»[253]. Бэкон также уделил некоторое внимание тем, кому обычно завидуют не с такой готовностью.

Среди них – люди, которые добиваются успеха, когда они уже занимают высокое положение. Они производят впечатление людей, заработавших удачу, а никто, как считает Бэкон, не завидует человеку, которому вернули долг. Для социологии зависти здесь имеет значение то, что «зависть всегда связана с тем, что человек сравнивает себя с кем-то; а там, где нет сравнения, нет и зависти; поэтому королям не завидует никто, кроме королей»[254].

Бэкон также осознает значение для зависти элемента субъективного времени, который является функцией от осознания времени тем, кто наблюдает за удачами другого: «недостойным людям больше всего завидуют во время их первого появления [в высокой должности], а после этого зависть сдерживать проще; в то время как, наоборот, достойным и заслуженным людям больше всего завидуют, если их удача постоянна. Потому что к этому времени их добродетель хотя и та же, но обладает меньшим блеском; ведь вырастают новые люди, которые затемняют ее»[255].

В этом и последующих примерах Бэкон имеет в виду в основном придворную жизнь, где люди могут приобрести или потерять благосклонность монарха по самым разнообразным мотивам. Так, он считает, что люди низкого положения меньше вызывают зависть, отчасти из-за того, что к их репутации мало что можно прибавить, «а зависть подобна солнечным лучам, которые согревают берег или холм сильнее, чем ровную поверхность. И по той же самой причине тем, кого продвигают постепенно, завидуют меньше, чем тем, кого выдвинули внезапно и and per saltum [скачкообразно]»[256].

Единственное противоядие против зависти, которое называет Бэкон, – это жалость. Следовательно, те, кто добился почестей тяжелым трудом, большими усилиями и подвергая себя опасностям, в меньшей степени возбуждают зависть. Иногда они вызывают жалость. «Жалость излечивает даже зависть». Поэтому когда политики, достигшие величия, постоянно жалуются на утомительность своих забот, это мудрое и осторожное поведение. Они поступают так не потому, что сами так считают, но для того, чтобы вырвать жало у зависти. Однако следует принимать меры предосторожности; им следует жаловаться только на утомительность тех забот, которые следуют из их обязанностей. Дополнительно взятые на себя чрезмерные обязательства скорее могут усилить зависть[257].

Адам Смит

В своем труде «Богатство народов»[258],