Хотя эта генетическая модель относительно проста, она объясняет два факта: что леворукость латентно сохраняется в семьях и что у идентичных близнецов часто оказываются разными ведущие руки. В следующей главе мы также увидим, что эта модель объясняет и связь между ведущей рукой и областями мозга, контролирующими речь и язык.

К этому моменту уже должно быть ясно, что я считаю, что люди оказываются левшами или правшами из-за своих генов. Определенно, это кажется самым экономным способом обработать массу фактов, из которых иначе трудно извлечь какой-то однозначный смысл. Конечно, из того, что модель хорошо подходит, не следует, что она обязательно верна. В современном мире настоящее доказательство того, что ведущая рука определяется генетически, появится, если будет выделена последовательность в ДНК, систематически отличающаяся у праворуких и леворуких. Как ни странно, очень немногие всерьез задумываются о проведении такого исследования. К счастью, эти немногие ведут поиск, и можно надеяться, что в не столь отдаленном будущем этот поиск увенчается успехом[245].

У генетических моделей множество вариантов применения, но в конечном счете они говорят нам лишь о последовательностях в ДНК. Однако они не могут сказать нам, что именно делает из нас левшей или правшей. Должна существовать длинная цепь случайностей, которая простирается от той или иной последовательности в ДНК до того, какой рукой мы пишем – левой или правой. Что-то в этой цепи создает разницу между двумя руками, и в результате они оказываются настолько разными, что большинство из нас всю жизнь предпочитают пользоваться лишь одной рукой для таких сложных и требующих хорошего навыка задач, как письмо. Подобный подход, однако, может оказаться ошибочным, потому что нет сомнений, что если у нас не будет выбора, то мы сможем научиться владеть другой рукой. Другая, неглавная рука связана с чрезвычайно исполнительным мозгом, который при наличии существенной мотивации способен научиться многим сложным навыкам. В самом деле, как правило, недоминантная рука вполне способна свободно печатать, играть на пианино и выполнять множество других задач. Она может играть и главенствующую роль, если ведущая рука повреждена из-за несчастного случая или ранения. Поэт Уолт Уитмен говорит об этом в нескольких строках, написанных вскоре после Гражданской войны в США, на которой он служил санитаром:

«30 апреля 1866. Вот один важный факт, по которому можно судить о характере американских солдат в этой только что завершившейся войне. Джентльмен из Нью-Йорка уже некоторое время назад взялся собирать образцы почерка у солдат, потерявших в боях правую руку и после этого научившихся писать левой… Я просмотрел некоторые из этих образцов. Немалое их количество выполнено превосходно. Все – хорошо. Почти во всех случаях почерк с наклоном назад, а не вперед. Один из образцов написан солдатом, потерявшим обе руки, – он держал перо ртом».

Даже если, как в случае с солдатами, о которых говорит Уитмен, необходимость может заставлять нас писать не ведущей рукой, обычно что-то подталкивает нас к использованию ведущей руки. И здесь нам следует различать два отдельных, но связанных между собой аспекта, касающихся ведущей руки. Я правша, но определяется это двумя разными способами. Если попросить меня положить руки на стол и очень быстро постучать только правым указательным пальцем или только левым указательным пальцем, то правой рукой я сделаю это быстрее и точнее, моя правая рука более умелая в сравнении с левой. Или положите на стол передо мной конфету – и я возьму ее правой рукой. Хотя я мог бы сделать это и левой рукой – она достаточно умелая для такой простой задачи. И все же я воспользуюсь правой рукой. Я предпочитаю использовать правую руку. И как же связаны навык и предпочтение? Если моя правая рука более умелая, легко понять, что я предпочитаю ее использовать, но она может быть более умелой как раз потому, что я предпочитаю именно ее, и становиться ловкой в результате более частой практики[246].

Далеко не просто понять, что стоит на первом месте, навык или предпочтение, потому что у большинства людей навыки и предпочтения тесно связаны. Однако наблюдения за аутичными детьми подсказали мне и моим коллегам, как могут разделяться навыки и предпочтения. Мы начали с определения предпочитаемой руки, попросив детей выполнить несколько простых, не требующих особых навыков действий, например взять конфету. Большинство детей с аутизмом предпочитали делать это правой рукой, как и все прочие дети. Затем мы измеряли уровень владения каждой рукой с помощью стандартного теста, в котором необходимо как можно быстрее переставить палочки из одного ряда ячеек в другой. Как и все прочие дети, дети с аутизмом лучше владели какой-то одной рукой. Но большим отличием от всех остальных детей оказалось то, что половина детей с аутизмом лучше владела правой рукой, а другая половина – левой. Когда мы совместили данные о предпочтениях и навыках, то оказалось, что у детей с аутизмом, в отличие от всех остальных детей, не прослеживается никакой связи между навыком и предпочтением. Возможно, это говорит о том, что лежит в основе. Только предпочтение демонстрирует явное преобладание правой руки и то, что большинство детей – правши. Оценка уровня владения руками не показала преобладания одной из них: половина лучше владеет правой рукой, половина – левой. Из этого вытекает, что наша право- или леворукость обычно начинается как предпочтение пользоваться правой рукой, что впоследствии приводит к тому, что правой рукой мы владеем лучше. У детей с аутизмом эта связь нарушена, и, хотя явное предпочтение правой руки существует, оно не ведет к тому, что правая рука оказывается более умелой. Иными словами, предпочтение возникает до навыка[247].

Разницу между навыком и предпочтением можно заметить и у людей с поражениями рук. В 1903 году Пьероччини описал девочку, родившуюся с нормальной левой рукой и лишь с зачатком правой. Попытки научить ее писать левой рукой оказались на удивление безуспешными. Тогда ее попытались научить писать, привязывая карандаш к неразвившейся правой руке – и она тут же без труда освоила этот навык. Более свежий пример, иллюстрирующий тонкую связь между навыком и врожденным предпочтением, сообщил мне Майкл Питерс, эксперт по латерализации, описав случай, с которым имела дело его жена Анна, социальный работник[248].

У женщины от рождения была деформирована правая рука – по словам Анны, она напоминала плавник из сросшихся вместе не развившихся пальцев. Она писала левой рукой. Однако Анна заметила, что правой рукой она жестикулирует во время разговора, поправляет ею волосы или оглаживает юбку. Женщина