– Абсолютно. И это ужасно! – И как я, по его мнению, должна понимать, что говорится в шутку, а что всерьез?

Он ухмыляется, но в голосе уже нет ни капли того игривого тона:

– Теперь ты понимаешь, каково было всем нам. Мы, простые смертные, никогда и не смели надеяться, что твои намеки – что-то большее, чем просто забава.

– Ого, ты прямо настоящий писатель, – я не знаю, что еще сказать.

Он откидывает волосы со лба.

– Ты мне никогда не говорила, как это весело, – продолжает он, но в голосе снова слышатся нотки смеха. Он с многозначительным видом прислоняется плечом к стене, взгляд его приглашает к ответу – даже требует его.

Так не пойдет. Это я могу вести себя как Меган! Я упираю руку в бок и отвечаю на его взгляд своим провоцирующим взглядом.

– Думаешь, это весело? Значит, ты еще и не знаешь, как бывает.

Теперь его глаза распахиваются и мечутся от двери в его спальню и обратно.

– Мне надо проведать Сэма, – голос его звучит низко и коварно. – Я вернусь через секундочку.

Я встряхиваю волосы и уверенно иду мимо портрета Юдзиро прямо в комнату Оуэна.

– Я буду ждать, – отвечаю я.

Его комната темная и аккуратно прибранная, какой я ее и запомнила. Моя рука дрожит, когда я включаю свет. Я заставляю свое колотящееся сердце успокоиться, напоминая себе, что представления не имею, что случится, когда Оуэн придет сюда. Я знаю получше других, что кокетливые замечания, подмигивания и подталкивания не всегда к чему-то ведут. И к чему они вообще могут привести с Оуэном? У него же есть девушка. У него есть девушка.

Я кружу по комнате, размышляя, где мне стоит находиться в тот момент, когда он войдет, и тут мой взгляд падает на его приоткрытый блокнот, лежащий на столе. Он мне его никогда не показывал, но и не говорил никогда, что его нельзя читать. Я знаю, что не следует. Это бы означало пересечь черту, вторгнуться в его личное пространство и нарушить его доверие. Я медлю, стоя перед его блокнотом, пытаясь заставить себя отойти.

Но Оуэн ведь пишет о Розалине. Обо мне. Часть меня – да и вся я – должна узнать, какой он ее видит.

Отдаленные голоса Оуэна и Сэма доносятся из коридора, и не успеваю я отдать себе в этом отчет, как хватаю блокнот. Открытая страница исписана в основном неразборчивыми или зачеркнутыми обрывками предложений, но я могу разобрать несколько строчек среди них.

Это монолог Розалины, и она… как стихия. Яркая и честная, слова ее полны страсти и задевают за живое. Но она не трагическая фигура – Оуэн написал ее другой.

– Не знаю, как далеко мы с этим зайдем, но… – Я слышу его голос от двери. Я поворачиваюсь с блокнотом в руках, и его лицо застывает. Он в долю секунды пересекает комнату. – Это еще далеко от завершения. – Он выхватывает блокнот из моих рук, и голос его звучит жестко.

– Почему? То, что ты написал, очень хорошо, – протестую я. Это и правда хорошо. До сих пор те слова звенят в моих ушах – все то, что он написал о Розалине.

– Недостаточно хорошо. – Он закрывает обложку и засовывает блокнот в ящик стола. Небольшая перемена тона его голоса ослабляет мое сопротивление. Впервые я не пыталась его смутить.

– Как ты думаешь, когда мне можно будет это прочитать? – спрашиваю я аккуратнее.

Он не смотрит мне в глаза.

– Не знаю. Я пока не очень продвинулся.

– Тебе нужно больше информации о Розалине от эксперта? – Я хочу ему помочь. Он снова становится больше похожим на застенчивого Оуэна, которого я давно уже не видела. Такого, на которого больно смотреть.

Он слегка улыбается.

– Нет. Ты и так отлично помогла.

– Что тогда? Просто Розалина недостаточно вдохновляет? – Мне показалось, что он выписал Розалину достойно, но теперь не уверена, считает ли он так сам. – Не говори только, что я тебя не предупреждала, – продолжаю я, и голос звучит с нажимом внезапно для меня самой. – Есть причина, почему она ни разу не показывается на сцене.

– Нет. – Он мотает головой, в глазах его страсть, когда он наконец встречается со мной взглядом. – Единственная причина в том, что эта пьеса – о Ромео и Джульетте. Розалина могла бы быть главной героиней своей собственной истории. Только из-за того, что Ромео отказался от нее, не значит, что отказался бы другой. – Он машет рукой в сторону ящика. – Ты прочла, что я написал. Разве не очевидно, что я чувствую к ней?

В его голосе мощный поток эмоций, таких эмоций, которые вряд ли бы достигли этого накала только из-за того, что он защищает свою пьесу. Я опускаю глаза и чувствую, как по шее поднимается жар. Не желая с ним спорить и убеждать в том, что Розалина всего лишь такой же ненужный персонаж, как и на страницах у Шекспира, я бормочу:

– Похоже, ты знаешь точно, что хочешь написать.

– Может, и знаю. – Ответ Оуэна звучит несколько отстраненно, и когда я наконец осмеливаюсь поднять на него глаза, на лице у него то самое задумчивое, сосредоточенное выражение. То выражение, которое я теперь узнаю – именно с ним он впервые показался мне привлекательным. Я об этом с тех пор не задумывалась.

– Ты говорила, что нужно выучить тысячу строк, – вдруг говорит он, обрывая мои размышления, и отстраненность исчезает с его лица. Он прикусывает уголок губ (так нечестно!) и протягивает мне потертую копию «Ромео и Джульетты».

Я киваю и беру из его рук пьесу, стараясь не коснуться его пальцев. Раскрывая книгу, я нахожу нужную сцену. Мне не сразу удается прочитать слова, потому что они пляшут перед глазами. Дело не в том, что я не знаю эти строчки, а в том, что не могу выбросить из головы Розалину. Я должна стать Джульеттой. Хотя бы на час. «Пожалуйста, можно мне побыть ею хотя бы часок?»

Делаю глубокий вдох, затем выдох. Я позволяю своему телу расслабиться и поворачиваюсь к своему Ромео. Он прислонился к своему письменному столу, волосы падают на лоб, руки все еще в чернильных пятнах даже после того, как он вымыл посуду. Я протягиваю ему руку, и он смотрит на нее, не понимая.

– Полагаю, вам следует взять меня за руку, господин, – говорю я голосом Джульетты, насколько получается ее изобразить. Но он все еще звучит как мой собственный.

Пальцы Оуэна касаются моих, и все мое внимание устремляется к приятному теплу на ладони.

– Коль осквернил я грешною рукою… – начинает он.

– Погоди, что? – Я перебиваю его с резкостью, с которой никогда бы не заговорила Джульетта.

Он отпускает мою руку с неуверенным видом.

– Что? Я не с того места начал? Я думал, мы прогоняем сцену их знакомства.

– Нет. То есть да, ее, но где твой сценарий?

– Э-э, у тебя в руках, Меган. – Ухмылка скользит по его лицу.

– Хочешь сказать, что ты знаешь все реплики Ромео в этой сцене?