- Вы не думаете, что я совершила ошибку?

- Уверен, что нет. Разве не видите, что ваши показания разрушают их доводы? Лучшее, на что они могут надеяться, - это разногласия среди присяжных. И шансов на это меньше, чем один на пятьдесят. Уверяю вас, завтра он выйдет из тюрьмы свободным человеком.

- Тогда, видно, пора уже подумать о расплате с вами.

- Да, - сказал Хорес. - Хорошо. Я зайду сегодня вечером.

- Сегодня вечером?

- Да. Завтра прокурор может снова вызвать вас на свидетельское место. На всякий случай надо подготовиться.

В восемь часов Хорес вошел во двор помешанной. В умопомрачительных глубинах дома горела лампа, напоминая застрявшего в шиповнике светлячка, однако женщина на зов не вышла. Хорес подошел к двери и постучал. Пронзительный голос что-то выкрикнул; Хорес выждал с минуту. И уже собрался постучать еще раз, как вновь послышался этот голос, пронзительный, дикий и слабый, будто камышовая свирель, звучащая из-под заноса снежной лавины. Продираясь сквозь буйную, по пояс, траву, Хорес пошел вокруг. Дверь в кухню была открыта. Внутри тускло горела лампа с закопченным стеклом, заполняя комнату - хаос неясных теней, пропахших грязным телом старой женщины, - не светом, а полумраком. В большой неподвижной круглой голове над рваной, заправленной в комбинезон фуфайкой поблескивали глазные белки. Позади негра помешанная шарила в шкафу, отбрасывая предплечьем назад свои длинные волосы.

- Ваша сучка пошла в тюрьму, - сказала она. - Ступайте за ней.

- В тюрьму? - переспросил Хорес.

- Я же сказала. Туда, где живут хорошие люди. Мужей надо держать в тюрьме, чтобы не мешали.

Старуха повернулась к негру и протянула плоскую фляжку.

- Бери, голубчик. И дай мне за нее доллар. Денег у тебя много.

Хорес возвратился в город, в тюрьму. Его впустили. Он поднялся по лестнице; надзиратель запер за ним дверь.

Женщина впустила его в камеру. Ребенок лежал на койке. Рядом с ним, скрестив руки и вытянув ноги так, будто смертельно устал, сидел Гудвин.

- Что же вы сидите напротив этой щели? - сказал Хорес. - Забейтесь в угол, а мы вас накроем матрацем.

- Пришли посмотреть, как я получу пулю? - спросил Гудвин. - Что ж, все правильно. Вы для этого постарались. Обещали ведь, что меня не повесят.

- Можете быть спокойны еще целый час, - сказал Хорес. - Мемфисский поезд прибудет только в половине девятого. У Лупоглазого, разумеется, хватит ума не приезжать в той желтой машине.

И повернулся к женщине.

- А вы? Я был о вас лучшего мнения. Мы с ним, конечно, дураки, но от вас я такого не ожидал.

- Ей вы оказываете услугу, - сказал Гудвин. - А то мыкалась бы со мной, пока не стало бы слишком поздно подцепить подходящего человека. Обещайте только устроить малыша продавцом газет, когда он подрастет настолько, чтобы отсчитывать сдачу, и на душе у меня будет спокойно.

Женщина села на койку и положила ребенка на колени. Хорес подошел к ней.

- Ну, пойдемте, - сказал он. - Ничего не случится. С ним здесь будет все в порядке. Он это знает. Вам нужно пойти домой, выспаться, потому что завтра вы уедете отсюда. Идемте.

- Я, пожалуй, лучше останусь.

- Черт возьми, разве вам не известно, что, готовясь к беде, вы скорее всего ее накличете? Неужели не знаете по собственному опыту? Ли знает. Ли, пусть она это бросит.

- Иди, Руби, - сказал Гудвин. - Ступай домой, ложись спать.

- Я, пожалуй, лучше останусь.

Хорес стоял возле них. Женщина сидела, задумчиво склонив голову, совершенно неподвижно. Гудвин откинулся к стене, скрестив руки на груди, его загорелые кисти скрывались под рукавами выцветшей рубашки.

- Вот теперь вы мужчина, - сказал Хорес. - Не так ли? Жаль, присяжные не видели, как вы, запертый в бетонной камере, пугаете женщин и детей жуткими рассказами для пятиклассников. Они сразу бы поняли, что у вас не хватит духу убить кого-то.

- Шли бы лучше домой сами, - сказал Гудвин. - Мы можем поспать здесь, только вот шумно очень.

- Нет, для нас это будет слишком разумно, - сказал Хорес. Он вышел из камеры. Надзиратель отпер дверь и выпустил его на улицу. Через десять минут Хорес вернулся со свертком. Гудвин не шевельнулся. Женщина смотрела, как Бенбоу разворачивает сверток. Там оказались бутылка молока, коробка конфет и коробка сигар. Хорес поднес ее Гудвину, потом взял сигару сам.

- Молочная бутылочка у вас с собой? Женщина достала бутылочку из узла под койкой.

- Там еще немного осталось, - сказала она. Долила ее из принесенной бутылки. Хорес поднес огня Гудвину и закурил сам. Когда поднял взгляд, бутылочки уже не было.

- Еще рано кормить? - спросил он.

- Я грею молоко, - ответила женщина.

- А-а, - протянул Хорес. И привалился вместе со стулом к стене напротив койки.

- На постели есть место, - сказала женщина. - Там помягче.

- Не настолько, чтобы стоило пересаживаться, - ответил Хорес.

- Слушайте, - вмешался Гудвин. - Идите-ка домой. Это все бесполезно.

- Нам предстоит небольшая работа, - сказал Хорес. - Завтра утром прокурор начнет допрашивать ее снова. Это у него единственная надежда: каким-то образом признать ее показания недействительными. Попробуйте вздремнуть, пока мы репетируем.

- Ладно, - согласился Гудвин.

Хорес принялся натаскивать женщину, расхаживающую взад-вперед по тесной камере. Гудвин докурил сигару и вновь сидел неподвижно, скрестив руки и свесив голову. Часы на площади пробили девять, потом десять. Ребенок захныкал и заворочался. Женщина остановилась, перепеленала его, достала из-под платья бутылочку и покормила. Потом осторожно подалась вперед и заглянула в лицо Гудвину.

- Заснул, - прошептала она.

- Может, уложим его? - шепотом спросил Хорес.

- Не надо. Пусть сидит.

Бесшумно двигаясь, она положила ребенка на койку и села на другой ее край. Хорес придвинул стул поближе к ней. Говорили они шепотом.

Часы пробили одиннадцать. Хорес продолжал натаскивать женщину, снова и снова возвращаясь к воображаемой сцене. Наконец сказал:

- Пожалуй, все. Теперь запомните? Если он спросит что-то такое, на что сразу не сможете ответить, просто промолчите. Об остальном позабочусь я. Запомните?

- Да, - прошептала женщина.

Хорес протянул руку, взял с койки коробку конфет и открыл, вощеная бумага тихо зашуршала. Женщина взяла конфету. Гудвин не шевелился. Женщина взглянула на него, потом на узкую прорезь окна.

- Перестаньте, - прошептал Хорес. - Через такое окошко он не достанет его даже шляпной булавкой, тем более пулей. Понимаете?