– Конечно-конечно! Об этом мы позаботимся!

– Не знаю – не знаю, Павел Степанович. – Меня восхищало то, как за короткое время госпожа Дейберт решила эту проблему и, не особо трудясь, поставила на место истеричку Лилию Аркадьевну. – Пока вы будете оставлять ребят после уроков, они будут приспускать дополнительные занятия, на которых они готовятся к экзаменам.

– Тогда мы придумаем что-нибудь другое, – тут же передумал директор.

– Мы сами накажем своих детей. Будьте уверены, Миша получит по заслугам, – кажется, специально для Инессы, которую побаивалась, заявила Лилия Аркадьевна. Та, кажется, прекрасно это понимала.

– Вот и славно.

– С вашего позволения, и я и Миша уйдем, – заявила блондинка. – Всего хорошего!

– Отличного дня. У вас сегодня репетиция? – вежливо спросила журналистка.

– Ах, да, репетиция. И я на нее очень опаздываю. Рада была видеть вас, Инессочка. Такой неприятный инцидент… Но что ж, всякое бывает, мальчики просто подрались, – совсем забыв о том, что недавно разоралась на точно такие же слова, произнесенные мамой Кости. – Ох, эти дети…

Она все так же манерно попрощалась персонально со всеми, кроме мамы Кости и ее сына, и стремглав покинула кабинет директора, громко хлопнув дверью.

Вид у нее был разъяренный.

– Ты с ума сошел, дорогой? – прошипела она сыну – высокому и прыщавому юноше со смазливым лицом, на капризном тонком лице которого стояла печать высокомерной тупости – я очень хорошо вижу такие печати на лицах людей, считающих себя детьми высшего общества. Синий фонарь под глазом изрядно портил личико парня и почему-то веселил – того и гляди засветит. – Ладно, ввязался в драку с этим сопляком, но с сыном этой несносной Дейберт?

Тот она заметила меня, одарила нелестным взглядом и, громко цокая высокими каблуками, покинула приемную вместе с сыном, посмотревшим на меня со слабым интересом. В этой блондинке я узнала одну из ведущих актрис городского драматического театра.

Минуты две спустя из кабинета директора вышли Инесса со своим сыном, Костя и его мама, которой журналистка говорила какие-то ободряющие слова. Следом за ними в поле моего зрения появилась зачем-то присутствующая при разборках секретарь с подносом в руках. Директор так и не показался мне на глаза – думаю, он устал от такого скопления женщин.

– Анастасия, прошу прощения, – тут же сказала Галина Алексеевна. – Школа иногда просто невообразимо похожа на поле военных действий. Без дипломатии не обойдешься. – Она вздохнула и вернулась на свое место к компьютеру.

Буквально через пару минут прозвенел настойчивый звонок, похожий на монофонический перелив глупого колокольчика. Секретарь подхватила какие-то бумаги и пригласила меня следовать за собой, повела по школьным коридорам и лестницам на второй этаж, к моему будущему куратору практики. Если на уроке в коридорах, в которых стояли удобные диванчики, предназначенные для притомившихся школьников, была тишина, то во время короткой первой перемены в них стоял совершенно нормальный для среднего учебного заведения шум и гам. Кто-то где-то орал, вопил, кричал, спорил и хохотал, и все эти звуки были такими громкими и яркими, сплетающимися во вращающийся хоровод школьников всех классов и возрастов, что я вновь сполна почувствовала школьную атмосферу – ту, которая окружала меня, когда я училась в обычной школе. Я с любопытством, не слишком свойственным для меня, озиралась по сторонам, глядя то на озорных пятиклашек, играющих в салки; то на хохочущих восьмиклассников, сконцентрированных тесной кучкой у стены, уткнувшихся в планшет и рассматривающих что-то невероятно смешное; то на влюбленных старшеклассников, сидящих на подоконнике и смотрящих друг другу в глаза; то на девчонок-дежурных с бэйджиками на груди, делающих вид, что они всеми силами поддерживают дисциплину в отведенном им месте, а сами, хихикая, писали что-то в мобильниках.

На моем лице, совершенно не к месту вдруг появилась улыбка, а в груди что-то незнакомо защемило – некстати вспомнился выпускной девятого класса, когда на сцене актового зала, украшенного шарами и самодельными надписями типа «До свидания, школа!», пелись прощальные песни, а учителям, промокающим глаза платочками, дарились букеты цветов. На выпускном одиннадцатого класса ничего такого не было – меня благополучно перевели в другую школу.

Интересно, как они, те, с кем я так давно училась? Почти ни с кем я не общаюсь, хотя наши отношения всегда были хорошими, да и к своим учителям я не захожу. О прежних одноклассниках знаю только то, что они оставляли в анкетах на своих страничках в социальных сетях.

– Вспомнили школьные деньки? – спросила проницательная Галина Алексеевна.

– Да. – Я с удивлением поняла, что чувствую грусть, вызванную еще одним случайным воспоминанием – приближающийся берег и садящееся за горизонт оранжевое солнце, и мы, выпускники девятого класса, шеренгой стоящие на верхней палубе вдоль борта небольшого теплохода, глядевшие на город и отражение берегов в слабых волнах сереющей старой реки, облизывающей наше белоснежное судно.

Стало еще грустнее, и я тут же напялила маску холодности и вежливости.

– Как вы узнали? – спросила, шагая рядом с Галиной Алексеевной по коридору, заполненному школьниками в темно-синей форме.

– Я давно работаю в школе. По глазам вижу, когда взрослые люди вдруг вспоминают свою учебу, – отозвалась она дружелюбно и остановилась. – Мы пришли, Анастасия.

Она открыла передо мной светло-коричневую дверь с табличкой, на которой значилось: «Класс 2-24. Русский язык и литература. Гордеева Светлана Викторовна», и уже через десять секунд я знакомилась с невысокой, кругленькой, как колобок, рыжеволосой женщиной с очень веселыми васильковыми глазами и очаровательной улыбкой – этой самой Светланой Викторовной, которая вела мой предмет и должна была стать моим куратором. Она тут же увлекла меня из класса, в котором находилась лишь парочка учеников, чем-то занятых в мобильниках, в небольшое квадратное помещенье, которое назвала лаборантской, и принялась с самым восторженным видом, как будто бы впервые в жизни видела студентку-практикантку, расспрашивать меня об универе и о том, как нас учат методике преподавания. Если честно, нам преподавали ее ужасно, настолько, что даже я, в принципе, очень ответственно подходящая к подготовке к экзаменам и зачетам, почти ничего не знала о том, как правильно нужно учить русскому языку и литературе. Впрочем, Светлану Викторовну это не смутило. Она проболтала со мной всю перемену, только в конце спохватившись заявив:

– Настенька, я же совсем забыла сказать вам о том, какой класс у вас будет – 11-й «Г».

Я вспомнила, как в обычной школе мы, «ашки», обзывали «гешников», самым приличным из которого было «гады», и хмыкнула.

– Да-да, 11-й «Г»! Очень хороший класс. Гуманитарный, – тут же сообщила со сверкающими глазами Светлана Викторовна. – Милые, креативные дети, очень прилежные и вежливые! В нашей школе вообще детки – прекрасные, просто клад, а не детки. Думаю, вам понравится вести у них уроки русского языка. Очень!