Вот и выходит, что даже введение в повседневный военный оборот осадной артиллерии не слишком изменило ход событий во время осад. Если городские фортификации были крепки, а дух защитников силен, то оставалось надеяться только на счастливый случай или же брать «град» измором, раз за разом приходя под него, опустошая окрестности и демонстрируя горожанам и гарнизону осажденной крепости свою непреклонную решимость так или иначе, но взять желанный приз. Именно так и взял Витовт Смоленск в 1404 г. Осадив с большой ратью город, он стоял под ним семь недель до самой Пасхи (в тот год она пришлась на 5 апреля ст. ст.), «колико бився и тружався, и пушкамы бив». Но, несмотря на все усилия, он был вынужден уйти ни с чем, лишь «по зажитьем и по волостем Смоленьскым много зла учинил», потому как «град бо Смоленск крепок бе велми»[388]. Однако спустя несколько месяцев Витовт вернулся под Смоленск и в июне того же года взял его, воспользовавшись тем, что смоленского князя в городе не было, а «гражане же не могуще терпити гладо во граде, изнеможением и от всякия истомы», то есть попросту измором и опираясь на своих доброхотов в осажденном городе[389].

Прошло столетие, а ситуация не переменилась – для того чтобы овладеть все тем же Смоленском, московским великими князьям Ивану III и его сыну Василию III пришлось организовать четыре похода на город, потребовавших серьезных усилий всего Русского государства. Впрочем, это и неудивительно – дошедшие до наших дней свидетельства современников описывают Смоленск начала XVI в. как весьма мощную крепость. Так, С. Гурский, секретарь королевы Боны, второй жены великого князя Литовского и короля Польского Сигизмунда I, сообщал, что город – неприступная крепость «благодаря самой реке, болотам, а также человеческому искусству, стенам из дубовых бревен, сложенных срубом в виде четырехугольников, набитых глиной изнутри и обмазанных ею снаружи; окружена она рвом и столь высоким валом, что едва видны верхушки зданий, а сами укрепления не могут быть разбиты ни огнем пушек, ни таранами, и невозможно устроить под них подкопы, чтобы разрушить или сжечь с помощью мин, огня или серы»[390]. Примерно о том же писал и анонимный немецкий автор. По его словам, «крепость не имела каменной стены, но только была окружена дубовыми загородками, наполненными очень толсто для сопротивления камнями и землею; через эти перегородки не проникло ни одно ядро»[391].

Смоленская эпопея Ивана III и Василия III развивалась следующим образом. В начале августа 1502 г. передовые отряды немалой русской рати во главе с сыном Ивана III Дмитрием Жилкой подступили к Смоленску, а к концу месяца с подходом главных сил и «наряда» обложение города было завершено. А дальше события развивались по описанному прежде сценарию. Пока основная часть рати, по сообщению литовской «Хроники Быховца», «город Смоленск мало не весь пушками обложивши, и день и ночь безпрестанно его добывали, и за великими турами, насыпаючи песком и землею, невымовныя штурмы на него чинили»[392], летучие отряды русской конницы «ходили да землю (литовскую. – В. П.) воевали: город… Оршу изгонили и выграбили и волости все и за Мстиславль по Березыню и по Видбеск (Витебск. – В. П.) и по Двину выграбили и выжгли и людей в полон ввели, а Витебска посады пожгли…»[393]. Однако смоляне, несмотря на постоянный обстрел из русской артиллерии, «сидели крепко», а начавшаяся осень и распутица серьезно затруднили снабжение русской рати. Все, что можно было съесть или сжечь в смоленской округе, за несколько недель «стояния» под Смоленском было съедено и сожжено, а подвоз по раскисшим от непрерывных дождей дорогам превратился практически в неразрешимую проблему. 16 сентября Дмитрий Жилка бросил свои полки на штурм смоленских валов, но атака была отбита с серьезными потерями, и на следующий день осада была снята, и русские начали медленное отступление, утешаясь тем, что за время осады они «граду учиниша зла много и людей под градом побиша много, а волости и села повоеваша и пограбиша и пожгоша и полону выведоша множество бесчисленно»[394].

Учтя печальный опыт летне-осенней кампании 1502 г., Василий III поздней осенью 1512 г. предпринял свой оказавший первым, но не последним поход на Смоленск. И снова наперед главных сил к Смоленску была отправлена «лехкая» рать, блокировавшая город и прервавшая его сообщение с внешним миром, а за ней, спустя месяц, в конце декабря, по установившемуся санному пути – и сам великий князь с немалым войском и немалым же «нарядом». В ходе последовавших осадных работ были возведены батареи на обоих берегах Днепра, с которых начался обстрел города, и под прикрытием туров осаждавшие начали приближаться ко рву и валам Смоленска. Смоляне упорствовали в своем нежелании открыть ворота великому князю, и Василий II решил ускорить ход событий, кликнув охотников попытать счастья в штурме. В конце января, по сообщению псковских летописей, «князь велики даше псковским пищальником, Хороузе сотнику с товарыщи три бочки меду и три бочки пива, и напившися полезоша к городу, и иных городов пищальники, а посоха понесоша примет». Штурм охотниками был предпринят в полночь, после того, как на протяжении всего дня артиллерия великого князя палила по городу (еще одна любопытная деталь ведения осады!). Однако предпринятая атака не имела успеха – осажденные ждали атакующих «и много под городом пищальников и посохи прибили, а псковских пищальников много же побиша, зане же оны пьяны лезли»[395].

Отбитый штурм придал бодрости и уверенности в своих силах смолянам, и они сумели продержаться еще с месяц. На исходе шестой недели осады, когда «нача тепло быти, весна и воды многы, а корму конскаго скудно бе», Василий скрепя сердце был вынужден отдать приказ начать отступление и вернулся в свою столицу в первых числах марта 1513 г., «в третью неделю святого поста»[396]. Однако, потерпев неудачу, Василий III не был намерен сдаваться. Не прошло и двух недель после возвращения из неудачного похода, как 17 марта 1513 г. государь и Боярская дума приговорили идти на город во второй раз. Интересно, что, судя по всему, Василий III для этого похода при деятельном участии некоего саксонца Шляйница, «человека» перешедшего на службу московского государя литовского магната князя Михаила Глинского, сумел нанять в Германии, Чехии и Италии отряды немецких пехотинцев-ландскнехтов и всадников, итальянских и немецких инженеров и закупить некие «осадные машины» (артиллерию? – В. П.)[397].