Казань стала последним опытом применения русскими в ходе осад осадных башен. В сентябре по царскому повелению Иван Выродков против казанских Царских ворот «поставиша башту шти сажен вверх (то есть почти 13-метровой высоты. – В. П.) и взнесли на нее много наряду, полуторные пищали и затинные». С этой башни пушкари и стрельцы «стреляли в город и по улицам и по стенам градным». Автор «Казанского летописца» к этому добавлял, что «фряги», щедро одаренные Иваном, «учиниша стрелцом с четырех стран града башни 4, Фряжским обычаем, с каменем и з землею, крепки высоки, с тремя бои, с верхним и с середним и с нижним». С них стрельцы вели прицельный огонь по защитникам города[430].

Любопытно описание (с поправкой на то, что этот текст – не победная реляция и не рапорт военачальника, но художественный текст), оставленное неизвестным автором «Казанского летописца», русских штурмовых колонн. По его словам, государь отобрал от всего войска «юнош свирипосердых и крепкооружных… уготовляет тех пеших к приступу града, овех с огненным стрелянием, овех с копи и мечи, овех с секиры, и с мотыки, и с лествицы, и багры, и со многоразличными хитростми градоемными», в том числе и «великими щитами древяными»[431].

Третья Казань стала своего рода этапным событием в истории русского осадного дела, открывшим, в известном смысле, его новую страницу. Те технические новшества, которые нашли свое применение под Казанью, получили дальнейшее развитие в ходе войн за ливонское наследство 1555–1595 гг., прежде всего во время Ливонской войны 1558–1561 гг. и Полоцкой войны 1562–1570 гг.

Из скупых строчек разрядных записей и воеводских сеунчей и отписок, сохранившихся в пересказе в официальном летописании, в принципе, не так чтобы уж и сложно составить более или менее четкое представление о том, что осталось и что переменилось в русской осадной технике 2-й половины XVI в. Прежде всего отметим, что в промежутке между третьей осадой Казани и Полоцким походом русские мастера-градоимцы изрядно натренировались на ливонских городах и замках. Устаревшие средневековые ливонские фортификации не стали серьезным препятствием для государевых воевод – после Казани ливонские замки были им на один зуб. Примечательно, что в осадах, которые вели русские войска в Ливонии в 1558–1560 гг. (к крупнейшим из них стоит отнести осады Дерпта летом 1558 г., Мариенбурга в феврале 1560 г. и Феллина летом того же года), главную роль играла русская артиллерия. Как правило, ее одной хватало, чтобы гарнизоны ливонских замков, не дожидаясь генерального штурма, капитулировали. Единственный прокол – это осада Пайды-Вейссенштейна осенью 1560 г., когда, несмотря на успешные действия русского наряда (было разрушено 60 саженей, то есть больше 120 метров крепостной стены), гарнизону крепости удалось продержаться до того момента, когда распутица и отсутствие припасов не заставили русских воевод снять осаду.

Типичным примером успешной осады в ходе Ливонской войны 1558–1561 гг. может служить взятие замка Нейшлосс в июне 1558 г. Согласно летописи, русское войско, подступив к замку и выгрузив со стругов наряд, «туры круг города изставили и наряд по всем туром розставили, а стрелцов с пищалми пред турами в закопех поставили. И учали по городу стреляти изо всего наряду ис пищалеи по воином»[432]. Спустя сутки после начала бомбардировки гарнизон Нейшлосса не стал дожидаться, пока русские штурмовые колонны двинутся на приступ, и капитулировал.

Решающую роль сыграла артиллерия и в ходе осады Полоцка зимой 1563 г. – главного события Полоцкой (или Инфлянтской) войны. Полоцкий поход был, пожалуй, крупнейшим военным предприятием Ивана Грозного, предпринятым на пике военной мощи Русского государства в XVI в. в момент наибольшего совершенства его военной машины. Осада Полоцка, активная фаза которой длилась всего неделю, с 8 по 14 февраля, может служить своего рода эталоном, образцово-показательным примером того, как надо брать сильную крепость, задействовав технику и минимизировав при этом собственные потери. Однажды русские уже осаждали Полоцк – в 1518 г. государева рать пыталась взять город, но потерпела неудачу, но на этот раз все было по-другому. У полочан не было ни единого шанса противостоять царскому войску, которое насчитывало 40–50 тыс. «сабель» и «пищалей», не считая многочисленной посохи и обозной прислуги, и мощный наряд – согласно летописи, он подразделялся на «лехкои», «середнеи» и «болшои», насчитывавший в сумме до полутора сотен «стволов», если не больше[433].

Именно «большой» наряд, прибывший под Полоцк вечером 7 февраля (главные силы русского войска подступили к Полоцку 31 января, и тогда же начались осадные работы по обычной схеме и обстрел полоцкого посада из «лехкого» и «середнего» наряда), и решил исход всего предприятия. Его орудия, обстреливая город «без опочивания день и нощъ», «во многих местех вкруз города стены пробили и ворота выбили и обламки з города позбили и людеи из наряду побили». При этом «городная же стена не удръжашеся, но и в другую стену ядра прохожаше» (впрочем, это и неудивительно, ибо, по сообщению летописца, «бе бо ядра у болших пушек по дватцети пуд, а у иных пушек немногим того полегче»)[434].

Понятно, что при таком раскладе не было нужды бросать ратных людей на приступ, и Иван Грозный прямо запрещал начальным людям проявлять ненужную инициативу и подставлять своих бойцов под неприятельский огонь – зачем, если «Туртуна да Орел, да Медведь и иные пищали» и без того прекрасно справляются с возложенной на них задачей?[435]

Схема ведения осады, доведенная в первые годы войн за ливонское наследство, в дальнейшем не подвергалась каким-либо серьезным изменениям. В этом не было необходимости – она работала достаточно эффективно (при условии, если в Москве к делу подходили всерьез и использовали соответствующие ресурсы). Другое дело, что после Полоцка у русских мастеров-градоимцев не было столь же крупной и достойной их умения цели (точнее, в царской ставке отказались от активной экспансии на западном и северо-западном направлениях, то есть там, где еще оставались мощные крепости – такие, как, к примеру, Ревель, Рига или Выборг). Но тогда, когда их навыки оказывались востребованы (как это было, к примеру, в ходе государева Ливонского похода 1577 г., когда было взято 27 ливонских городов и замков), то исход осады, как правило, был предопределен еще в самом ее начале. Перемены потребовались уже в новом столетии, после Смуты, однако это уже другая история.