— Удар, который убьет тебя, — сказал Такумсе, — оставит на мне небольшой синяк.

— Значит, ты признаешь, что испытание нечестно?

— Честь — это когда двое мужчин претерпевают одинаковую боль. Мужество — это когда двое мужчин претерпевают одну и ту же боль. Ты не ищешь честности, ты жаждешь легкости. Ты боишься. Ты трус. Я знал, что ты не согласишься.

— Я согласен, — заявил Мера.

— А ты! — выкрикнул Такумсе, тыча пальцем в Элвина. — Ты ничего не будешь трогать, ничего не будешь исцелять и не будешь смягчать боль!

Эл не сказал ни слова, лишь молча посмотрел в глаза Такумсе. Мера узнал этот взгляд. Элвин обычно так смотрел, когда собирался поступить по-своему.

— Эл, — окликнул Мера, — пообещай мне не вмешиваться.

Эл поджал губы и ничего не ответил.

— Пообещай мне не вмешиваться, Элвин-младший, иначе я не пойду домой.

Элвин пообещал. Такумсе кивнул и двинулся прочь, говоря что-то на шони краснокожим. Мера почувствовал, как внутри проснулся жгучий страх.

— Почему ты боишься, бледнолицый? — спросил его Пророк.

— Потому что я не дурак, — объяснил Мера. — Только дурак не боится гатлопа.

Пророк рассмеялся и ушел.

Элвин снова сел на песок и принялся что-то чертить или рисовать пальцем.

— Не злись на меня, Элвин, ладно? Вообще-то, это не ты на меня должен злиться, а я — на тебя. Ты этим краснокожим ничем не обязан, зато многим обязан маме и папе. Я не могу тебя заставить, но, знаешь, мне стыдно, что ты стоишь на их стороне, а не на стороне своих родных и близких.

Эл поднял голову, и в уголках его глаз блеснули слезы.

— А может, я стою именно на стороне своих родных, ты об этом подумал?

— Честно говоря, ты весьма забавно заботишься о нас. Папа и мама давным-давно сходят с ума от беспокойства.

— А ты больше ни о ком не можешь думать, кроме как о своей семье? Ты подумал, что Пророк, может быть, намеревается спасти жизни тысяч краснокожих и бледнолицых?

— Вот здесь наши взгляды расходятся, — опустил голову Мера. — Я считаю, что ничего важнее семьи не существует.

Элвин все еще водил пальцем по песку, когда Мера повернулся и зашагал прочь. Мере даже не пришло в голову посмотреть, что Элвин там писал. Он видел, но не смотрел, не читал. Но теперь надпись сама всплыла у него в голове. «Беги немедленно», — писал Эл. Он обращался к нему? Почему он не сказал этого вслух? Чушь какая-то. Наверное, послание предназначалось не ему. Кроме того, Мера и не собирался бежать, иначе Такумсе и остальные краснокожие лишь уверятся в том, что он трус. А даже если он и попробует сбежать? В здешних лесах краснокожие поймают его через считанные минуты, и ему все равно придется пройти через гатлоп, только будет еще хуже.

Воины выстроились на песке в две шеренги. Они держали в руках толстые ветви, срезанные с деревьев. Мера видел, как какой-то старик снял с шеи Такумсе бусы, затем принял у него набедренную повязку. Такумсе повернулся к Мере и широко улыбнулся:

— Когда на бледнолицем нет одежды, он гол. Краснокожий, стоящий на собственной земле, никогда не останется голым. Ветер — моя одежда, огонь солнца, пыль земли, влага дождя. Вот что я ношу на своем теле. Я — голос и лик земли!

— Заканчивай побыстрее, — буркнул Мера.

— Один мой знакомый сказал бы, что в душе такого человека, как ты, нет места поэзии, — ответил Такумсе.

— А я знаю множество людей, которые сказали бы, что такой человек, как ты, вообще души не имеет.

Такумсе смерил его яростным взглядом, пролаял несколько кратких приказов своим людям и шагнул между шеренгами.

Он шел медленно, его подбородок был гордо, самоуверенно задран. Первый краснокожий ударил его по бедрам тонким концом ветви. Такумсе вырвал у него из рук ветвь, перевернул ее и заставил ударить еще раз. На этот раз удар пришелся в грудь, выбив весь воздух из легких Такумсе. Мера услышал, как краснокожий тихонько зарычал.

Люди выстроились вверх по дюне, чтобы испытуемый поднимался помедленнее. Такумсе ни разу не остановился, не пропустил ни одного удара. Краснокожие с застывшими лицами покорно исполняли свои обязанности. Они помогали ему выказывать мужество, поэтому давали Такумсе почувствовать боль, но били не с тем, чтобы забить до смерти. Основная масса ударов приходилась на его бедра, живот и плечи. Ни один из краснокожих не ударил его ниже пояса, ни один не ударил по лицу. Но это вовсе не означало, что Такумсе легко преодолевал испытание. Мера видел, что его плечи сочатся кровью после соприкосновений с грубой корой. Он представил себе, что будет, когда подобные удары посыплются на него, и понял, что его будут бить сильнее. «Я законченный идиот, — сказал он себе. — Я состязаюсь мужеством с самым благородным человеком Америки».

Такумсе достиг конца шеренг, повернулся и посмотрел с верхушки дюны на Меру. С тела его капала кровь, но он улыбался.

— Давай иди ко мне, смельчак бледнолицый, — позвал он.

Мера ни секунды не колебался. Он двинулся к шеренгам. Но его остановил резкий голос, раздавшийся сразу за спиной. То был Пророк, который кричал что-то на языке шони. Краснокожие обернулись на него. Когда он закончил, Такумсе демонстративно сплюнул. Мера, который ничего не понял из речи Пророка, снова двинулся вперед. Дойдя до первого краснокожего, он приготовился выдержать такой же удар, какой достался Такумсе. Но краснокожий не шевельнулся. Он сделал еще один шаг. Ничего. Может быть, они, выражая свое презрение, будут бить в спину, но он поднимался по склону дюны все выше и выше, а ни один краснокожий даже пальцем не шевельнул, ни одного удара не упало на его плечи.

Он понимал, что радоваться надо, но почему-то страшно разозлился. Краснокожие помогли Такумсе продемонстрировать мужество, тогда как на долю Меры выпал позор, а не честь. Он обернулся и взглянул на Пророка, который стоял у подножия дюны, положив одну руку на плечо Элвину.

— Что ты им наговорил? — заорал Мера.

— Я сказал им, что если они убьют тебя, то все скажут, что Такумсе и Пророк похитили этих детей для того, чтобы убить. Я сказал "им, что если они нанесут тебе какие-нибудь побои, то, когда ты вернешься домой, все скажут, что мы пытали тебя.

— А я отвечу, что я в честном испытании доказал свое мужество!

— Гатлоп — это глупое испытание. Для тех, кто позабыл о своем долге.

Мера протянул руку и выхватил у одного из краснокожих ветвь. Он хлестнул себя по бедрам, раз, другой, третий, пытаясь добиться, чтобы потекла кровь. Было больно, но не очень, потому что руки независимо от его желания ослабляли силу удара, отказываясь причинять телу боль. Он швырнул ветвь обратно краснокожему и приказал:

— Ударь меня!

— Чем больше человек, тем большему количеству людей он служит, — произнес Пророк. — Маленький человек служит только себе. Чуть побольше — служит своей семье. Еще больше — служит племени. Потом — своему народу. Но самый великий служит всем людям и всей земле. Служа себе, ты хочешь продемонстрировать мужество. Но ради твоей семьи, ради твоего племени, ради твоего народа, ради моего народа — ради всей земли и всех населяющих ее людей ты прошел гатлоп без единой отметины.