из комнаты, звоню Инге, спрашивая, где она сейчас. Я не хочу рыдать, мне нужно просто выговориться. Мне даже не с кем поделиться о своей беременности. Не у кого попросить совета.

И я ищу маленькой поддержки, которую надеюсь получить хотя бы от подруги…

* * *

– Ты беременна от Громова? Фу, что за грязь? – недоумённо шепчет Инга. А ведь вчера она облизывала его с ног до головы. Говорила, что он горячий. А теперь… – Он же твой опекун!

Бьёт больно. Но не сильно.

Меня перестало это задевать. Абсолютно. Да, он порой ведёт себя как заботливый папаша, но… Я не вижу в нём его.

Для меня он – ходячий тестостерон. И я к нему неравнодушна. Совсем.

Было бы плевать, сейчас бы не чувствовала это угнетающее чувство на душе.

Какой бы он ни был козлина, мне обидно.

А ещё… Кажется, я ревную этого мужика к собственному отражению. Точнее… К маме.

Не хочу об этом думать.

Не могу. Так нельзя, это некрасиво.

– Заткнись, – закрываю лицо ладонями. – Какая грязь? Мы не связаны кровью, родственными узами. Он – всего лишь друг моего отца и…

Я останавливаюсь на этом злополучном «и».

Инга права.

Это – грязно. Неправильно. Ошибочно.

Как я могла полюбить человека, которого ненавижу?

Полюбить.

Звучит абсурдно.

Жутко.

Но я никогда ничего подобного не испытывала к человеку.

В школе были парни, которые мне нравились.

Но сердце так не грохотало.

Бабочки в животе не порхали.

А мозги и тело не плавились ни с кем рядом. Кроме него. Постоянно.

Я противоречу сама себе. Без него – говорю одно, а когда вижу его, чувствую запах, ощущаю прикосновения его пальцев на теле, вызывающие мурашки…

И я – всё.

Схожу с ума.

Дура. Дура. Дура.

Как можно было полюбить такого мудака?

– Ты ему сказала? – спрашивает Инга, поглаживая меня по волосам.

– Нет.

И не скажу. Не смогу. Он точно не хочет детей.

– Так это ж хорошо, Яр… – спокойно произносит. – Сделай аборт. И всё. Никаких проблем.

Глава 51

– Я собиралась, – шмыгаю носом. Подступающая истерика всё ближе. Легко сказать – сделай аборт! А ты решись! Попробуй! – Не смогла.

– Да что там тяжёлого? – вздыхает подруга. – Аборты сейчас делают безопасно. Если срок ранний, таблетку дают.

Опять таблетки.

Как же задрало!

– Страшно мне, понимаешь? – выдавливаю из себя.

– Всем страшно, – кивает. – Но ты подумай. Тебе двадцатка стукнет. Родишь в двадцать один, грубо говоря! И всё, что ты будешь видеть – это пелёнки, распашонки и детское говно. Ещё их рвота и вечные крики.

Меня это не пугает.

Нет, конечно, пугает, но…

Дело в другом.

Даже если у меня будет работа – мой клуб… я буду одна. Воспитывать и содержать малыша одна. И боюсь, я не справлюсь. Вообще.

У меня перед глазами всегда стояла идеальная семья. Почти. Пропустим лишние изъяны в виде споров родителей, мамы, что терпела каждую выходку папы…

Я росла в полной семье. Получала любовь обоих родителей. И неважно, что от отца её было меньше. Но по-другому я не могу.

Мысли все всмятку, думать ни о чём не могу.

Рассчитывала, что Инга мне поможет, но запутала ещё сильнее.

– А так… Сделаешь сейчас всё. Громов тебе только «спасибо» скажет. Так же трахаться будешь, жить с ним.

Спать… Жить…

Не хочу. Ничего уже не хочу.

Просто хочется перекинуть сумку через плечо и куда-нибудь рвануть. Но не могу. Мне нужны эти клубы. Нужен этот бизнес.

– А там, может, пара лет пройдёт, и он захочет детей.

Она говорит так, будто мы встречаемся.

Но это не так.

Я для него лишь… копия мамы. Которую он может брать и крутить как угодно.

Я знаю, что они были знакомы давно. Ещё до моего рождения.

Его имя часто звучало в нашем доме – но как коллеги, партнёра.

И как ни странно, я его ни разу не видела. Не получалось. У меня были другие интересы. И если он приезжал к нам домой, я либо гуляла, либо сидела в своей комнате.

Единственный, о ком мне рассказывала мама, так это её друг. Каждый раз, когда она упоминала о нём, всегда светилась от счастья. Тогда она не говорила ни имени, ничего. Но часто сравнивала его с ужасающим явлением – с грозой.

Как-то раз я спросила, была ли мама влюблена в «Грозу». И она ответила «да». Но обстоятельства были выше неё. И она рада, что сошлась с папой, и у них появилась я.

И почему-то сейчас мне кажется, что тогда она говорила именно о Громове. Гром, гроза… Часто сопровождают друг друга. Она так шифровалась или что?

Как же мне не хочется думать, что они были влюблены друг в друга…

Так нельзя.

Я пытаюсь успокоить себя тем, что это лишь моя фантазия. Мои догадки.

Но его взгляд… Не могу. Он о многом говорил.

Падаю головой на сложенные на столе руки.

– Ты его не знаешь, Инга. Никакой «пары лет» не будет. Он наиграется и выкинет меня. С разбитым сердцем.

Оно и так болит. Всё внутри в терзаниях и муках сдыхает с каждой секундой.

– Через месяц, два… Детей он не захочет.

– Почему?

Не знаю! В том-то и дело! Мы столько живём вместе, но… я не спрашивала. Не пыталась узнать. Не думала, что это случится со мной. А теперь… мучаюсь от неизвестности.

– Блин, Яр. Если не хочешь ребёнка – не порти себе жизнь. Потом будешь ненавидеть его,