Он обедал в одиночестве за большим столом. Номер был ярко освещен. На экране, который он откатил на середину комнаты, мелькали лица пленников, освобожденных на какой-то планете. Через открытую балконную дверь залетали частички падающего снега. Ворсистый ковер на полу заиндевел со стороны балкона, а ближе к середине комнаты потемнел – там кристаллы льда таяли и превращались в воду. Город за окном казался скоплением полуразличимых серых силуэтов. Ряды уличных фонарей порой тянулись по прямой, а порой петляли, теряясь вдали или за снежной пеленой.

Темнота пришла, как черный флаг, которым взмахнули над каньоном. Этот взмах вымел серый цвет из пределов города, а потом, словно в виде компенсации, разбросал по нему пятна света – огни окон и фонарей.

Безмолвный экран и безмолвный снег вступили между собой в сговор; свет прожег дорожку в безмолвном хаосе снегопада за окном. Он встал, закрыл двери и ставни, задернул шторы.

Следующий день оказался светлым и прозрачным. Каньон можно было отчетливо видеть настолько, насколько позволяла кривизна его склонов; здания, ленты дорог и акведуков казались свеженарисованными, сверкавшими новой краской, а холодное неумолимое солнце добавляло лоска самому тусклому и серому камню. Верхнюю часть города занесло снегом. Внизу, где температура колебалась не так резко, выпал дождь. Теперь здесь тоже было ясно. Он смотрел в окно машины, изучая город, и восхищался каждой деталью; он считал арки и автомобили, прослеживал направление водных артерий, дорог, трубопроводов, тропинок – со всеми поворотами и укромными местами. Сквозь черные очки он разглядывал каждый солнечный зайчик, косился на каждую кружащую птицу и отмечал каждое разбитое окно.

Машина была самой длинной и обтекаемой из всех, что он покупал или брал внаем: семиместный лимузин с роторным двигателем – большого объема, но слабым – и приводом на обе задние оси. Крыша автомобиля была опущена. Он сидел на заднем сиденье и наслаждался холодным воздухом, обдувавшим лицо.

Внезапно терминал в его ухе запищал:

– Закалве?

– Да, Дизиэт?

Он ответил вполголоса, полагая, что водитель за воем ветра ничего не услышит, – но все же поднял перегородку, отделявшую передние сиденья от салона.

– Привет. Слушай, у нас тут небольшая задержка. Совсем небольшая. Как дела?

– Пока ничего. Меня называют Стаберинде, вокруг меня поднялась шумиха. Я владею «Авиалиниями Стаберинде», тут есть улица Стаберинде, универмаг «Стаберинде», железная дорога Стаберинде, телерадиокомпания «Стаберинде»… даже круизный лайнер «Стаберинде». Я тратил деньги, как водород. Всего за неделю создал деловую империю – другим требуется на это целая жизнь. Я в мгновение ока стал одним из самых знаменитых людей на планете, а может, и в Скоплении.

– Да, но, Чера…

– Пришлось сегодня утром выбираться из отеля через служебный вход и туннель: двор забит журналистами. – Он обернулся. – Удивительно, что удалось от них оторваться.

– Да, Чер…

– Черт побери, может быть, война откладывается только из-за моего безумного поведения. Люди хотят не сражаться, а посмотреть, как я дальше буду разбазаривать свои деньги.

– Закалве, Закалве… Отлично. Великолепно. Но к чему все это?

Он вздохнул; они проезжали мимо заброшенных зданий по одну сторону дороги неподалеку от уступа скалы, и он обвел их внимательным взглядом.

– К чему? Имя Стаберинде услышат все – даже затворник, изучающий старинные рукописи.

– И?…

– Мы с Бейчи как-то раз устроили одну штуку на войне. Придумали одну военную хитрость и назвали ее «стратегией Стаберинде». Но только между нами. Строго между нами. Слово «Стаберинде» кое-что значит только для Бейчи, так как я рассказал ему о… происхождении этого слова. Если Бейчи услышит его, то наверняка задумается о том, что же тут происходит.

– Теоретически все прекрасно. А что на практике? Пока ничего?

– Нет. – Он вздохнул и нахмурился. – Туда, где он находится, поступают новости? Ты уверена, что он не узник?

– Там есть доступ к сети, но не прямой. Информация фильтруется. Даже мы толком не знаем, что там происходит. Но мы уверены, что Бейчи – не узник.

Он задумался на секунду.

– А что с близостью войны?

– Полномасштабная война, кажется, неизбежна. Но, судя по всему, срок между принятием решения и началом военных действий увеличился на два-три дня. Теперь это дней восемь-десять после крупной провокации. Итак… если смотреть на вещи оптимистически, пока все хорошо.

– Гмм. – Он потер подбородок, глядя на проносящийся внизу, в пятидесяти метрах под ним, акведук с замерзшей водой. – Ладно. Я сейчас еду в университет. Завтрак с деканом. Я учреждаю стипендию Стаберинде и научный фонд Стаберинде. А еще… кафедру Стаберинде.

Он скорчил гримасу.

– И даже, может, институт Стаберинде, – продолжил он. – Возможно, в разговоре с деканом я коснусь этих табличек, имеющих колоссальную важность.

– Да, неплохая мысль, – согласилась Сма после короткой паузы.

– Ну хорошо. Ведь они, наверное, не связаны с теми проблемами, в которые с головой ушел Бейчи, а?

– Нет, не связаны. Но таблички наверняка отправят на хранение туда, где он работает. Я полагаю, что у тебя есть все основания побывать там под предлогом проверки мер безопасности. Или для того, чтобы ознакомиться с условиями хранения.

– Хорошо. Я скажу о табличках.

– Сначала убедись, что с сердцем у него все в порядке.

– Ладно, Дизиэт.

– И еще одно. Та пара, которой ты интересовался… Те двое, что появились на твоем уличном празднестве.

– Ну?

– Они из Администрации. Так здесь называют крупнейших держателей акций, которые указывают главам корпораций…

– Да, Дизиэт, я помню, что это значит.

– Эти двое представляют Солотол, и им повинуются беспрекословно. Главы корпораций почти наверняка последуют их рекомендациям насчет Бейчи, а значит, правительство сделает то же самое. Кроме того, они стоят над всеми законами. Не связывайся с ними, Чераденин.

– Чтобы я с кем-то связался? – сказал он, невинно улыбаясь холодному, сухому ветру.

– Да-да, именно ты. У меня все. Желаю хорошо позавтракать.

– Пока, – попрощался он.

Город пролетал мимо. Покрышки автомобиля шуршали и визжали на темном дорожном покрытии. Он включил обогрев ног.

Машина ехала по спокойной части дороги, проходившей под скалой. Водитель притормозил, увидев предупреждающий знак и мигающие огни впереди, потом перед ним неожиданно возник знак объезда. Машина чуть не пошла юзом, но все же свернула на съезд, а затем въехала в длинный бетонный коридор с отвесными стенами.

Они подъехали к крутому подъему, за которым было видно только небо. Красные линии указывали направление объезда – наверх. Водитель сбросил газ, пожал плечами и прибавил скорость. Нос длинного автомобиля задрался на бетонном возвышении, а того, что находилось по другую сторону вершины, не было видно.