Все складывалось замечательно — так, как должно. Во имя Мортис.

* * *

В горах темнеет рано: вершины еще пламенели, а у подошвы горы уже расползался мрак.

Лиэн засветил рогатину на подступах к горной тропе, ведущей в его бывший дом, и ужаснулся: камни были черными, склизкими от жирного праха, лежавшего слоем толщиной с ладонь. Даже снег не желал касаться нечистых останков, оставляя черную язву открытой миру, — как напоминание, что погибшие горцы еще не отомщены.

На протоптанной в черном слое тропе выделялись совсем свежие борозды от кривых когтей оборотня. Лиэн уже знал, что опоздал: недавний предсмертный вой и наступившая тишина сообщили горам еще об одной жертве нежити.

Из пещеры не доносилось ни шороха. К застарелой вони, исходившей от праха и гари, добавился запах свежей крови. У входа и в начале тоннеля, ведущего вглубь, ноги утопали в пепле по щиколотку.

Охотник поднял рогатину повыше. Душа зверя только что отлетела в медовые медвежьи небеса: лужи крови, скопившиеся в рытвинах, не успели свернуться. Значит, с оборотнем охотник разминулся совсем чуть-чуть.

Старый преданный зверь был растерзан в клочья, уцелела только оскаленная голова с выдавленными глазами. Лиэн не понимал смысла этой расправы. Зачем? Чем медведь помешал сейчас, если даже друиды оставили ему жизнь после битвы? Или нежить по-своему поняла слова Старейшего о том, что путь к обновленному Посоху Духа лежит через того, кто в медвежьей шкуре?

Но Лиэн опять задает себе уже несущественные вопросы, а спрашивать надо бы — в чем ловушка? Почему опять никто не нападает?

Тревога нарастала, зов Древа заполнял грудь, как гром заполняет небеса, но рогатина по-прежнему не шевелилась. Видно, и впрямь на нее уже нельзя надеяться тому, кто сам почти нежить.

Охотник прошел глубже в пещеру. Из большого зала с высоким сводом, где обитал медведь, было два ответвления. В первом, неглубоком и чистом, жили Раэрт и его ученик. Сейчас там остался только пепел: деревянная дверь, закрывавшая вход, немногая утварь и книги учителя сгорели. Другое, всегда заложенное камнями, уходило в глубь горы. Когда Лиэн был совсем маленьким, ему казалось, что именно оттуда и ползут в его сны тонкие, как конские волосы, черные змеи, впиваясь по ночам в самое сердце. Тогда он еще не знал, что так звучит зов Древа Смерти.

Сейчас этот вход зиял жадной дырой, и камни вывалились наружу от страшного удара: кто-то приходил из глубины горы. Значит, ловушка там? Но с чего нежить решила, что сын Даагона непременно в нее сунется?

Он прислушался. Тишина давила на уши, и непонятно было: то ли кровь пульсировала в висках, то ли откуда-то доносился глухой размеренный звук, словно кость билась о кость.

Маг Шигерх говорил о незахороненном прахе учителя, но праха тут слишком много. Маг Ринотар упоминал о завещанном посохе. Откуда о них стало известно гномам, если медведь никого не подпускал к пещере?

«Предположим, — размышлял Лиэн, — разговор о наследии Раэрта мог случиться давно, и о нем просто помнили. Но шаман-то должен был видеть труп отшельника. Либо медведь пропустил повелителя волков, либо Шигерх тоже бился здесь. Не мог же он остаться безучастным к бесчинствам нежити на землях Фогфелла. Тогда почему шаман сам не похоронил останки? Жаль, уже не спросишь. Неужели я что-то пропустил?»

Охотник повернулся к выходу, воздев сиявшую тусклым синеватым светом рогатину, и замер.

Да, он в ловушке.

За ним пристально следили мертвые глаза отшельника Раэрта.

Заледеневший труп висел над самым входом, и можно только догадываться о том, какая страшная сила швырнула мага на такую высоту и прибила к камням его же посохом, прошедшим через сердце. Эта же сила сломала руки мага, столько лет прятавшие вырванный у друидов первый корень Древа Смерти. Нежить отомстила Раэрту.

Лиэн отступил к стене так, чтобы не выпускать из виду ни отшельника, ни оставшийся за спиной ход в недра горы. На камнях виднелись многочисленные царапины когтей и сколы — медведь уже пытался достать мертвого хозяина, но каждый раз срывался со стены. Почему зверь не уходил из пещеры? Почему никого не подпускал к ней? Лиэн присмотрелся и понял. В посохе, пронзившем мага, была заключена чудовищная мощь Смерти: его древко было создано из ветви Древа, тонкое черное щупальце притаилось в вязи рун, словно невинная трещинка, едва видимая в тусклом свете.

Зубы мертвеца тихо клацали, заиндевелые губы дергались: он силился что-то произнести.

— Освободи! — разобрал Лиэн.

Можно было подобраться к ожившему мертвецу по трещинам и выступам в стене, но охотник отрицательно мотнул головой:

— Нет, Раэрт, это уже не ты говоришь. Это говорит за тебя Мортис.

Судорога свела заледенелое лицо мертвеца, и оно мгновенно потрескалось, но говорить он стал… живее:

— И это твоя благодарность за все, что я сделал для тебя, ученик? Знал бы я, что ты просто трус…

Однообразие обвинений уже утомило Лиэна, он усмехнулся:

— Я не притронусь к твоему посоху.

— Да, дураком ты никогда не был, остроухий. Я их предупреждал… Теперь они знают все, что я знал о тебе. Они победили меня, Лиэн.

— Вижу, учитель. Прости. В том, что случилось, моя вина.

— Дураком не был, а становишься? — Синие губы мертвеца раздвинулись в кошмарной улыбке. — Откуда в тебе гордыня страдальца за весь мир Невендаара и его спасителя в одном лице? Делай, что можешь. Сними меня. Я не позволил сделать это Шигерху, он бы не смог. Ты сможешь.

Похоже, в словах Раэрта был какой-то намек. Но нежить не мыслит, она всего лишь орудие Богини Смерти, продолжение ее воли. Мог ли отшельник, сам бывший учеником великого и таинственного Повелителя Иллюзий, сохранить собственную волю, когда его подняла из мертвых Мортис? Нет, если бы он полностью не подчинился, то его поглотило бы Древо Смерти.

Древко посоха, казалось, выросло за эти несколько минут. Оно тянулось к своему корню, оно его чуяло. И зов Древа стал оглушительным, разрывавшим сердце.

— Нет. — Лиэн шагнул назад. — Ты меня не получишь.

Мертвец дернулся на древке всем телом, словно его грызло что-то невидимое. Охотник заметил, что щупальце Древа стало толще. Стоит коснуться посоха, и Древо получит долгожданную жертву, свой первый корень, свое сознание.

Какой-то шорох послышался из разверстого хода в глубине пещеры, но быстро стих.

— Помнишь, Лиэн, ты как-то спрашивал меня, почему я стал отшельником? — отвлек его голос Раэрта. — Я обещал рассказать когда-нибудь перед смертью. Получилось после, не обессудь. Так вот… я был совсем молод, когда дикие эльфы убили мою семью.

— Почему же тогда ты спас меня, воспитывал и учил?

— Плохо воспитывал, остроухий мальчишка, раз перебиваешь, — проворчал Раэрт. — Лучше бы поинтересовался, почему я выжил.