— Давайте на время перейдем к вопросам по боевым действиям разведчиков. Например, насколько отличалась тактика немецких разведгрупп от тактики советских разведчиков?

— Кроме обычной тактики ночных разведпоисков немцы очень часто использовали дневной захват «языков» в стиле — «на хапок». По нашему переднему краю начинался артобстрел, да такой, что и головы не поднять. Вплотную за огневым валом двигалась группа немецких разведчиков, которая врывалась в переднюю нашу траншею, хватала какого-нибудь контуженного солдата или офицера и быстро отходила. Это у них получалось довольно ловко. Наши попытки подражать немцам и попытаться таким методом взять пленного несколько раз заканчивались неудачей. Еще одна важная деталь. Немцы ходили в разведку большими группами, иногда до роты разведчиков, включая группу прикрытия.

В декабре 1944-го у нас был редкий случай. Мы пошли в ночной разведпоиск и нарвались на нейтральной полосе на немецкую разведроту, идущую к нам в тыл. Началась рукопашная, очень кровавая и тяжелая. Когда разошлись по своим сторонам, мой маскхалат можно было выжимать, настолько он был залит чужой кровью…

— Вы лично взяли в разведпоисках 20 «языков». Еще десятки немцев вы пленили в боях. Какое у вас сложилось личное мнение о солдатах и офицерах вермахта? Я не имею в виду их боевые качества. Как они вели себя в плену?

— Ответ простой — немцы в плену, как правило, вели себя как последние гниды и трусы. Так и запишите. И на коленях ползали, и рыдали. Выкладывали всю информацию на первом же допросе, тряслись за свою жизнь. За всю войну пришлось всего несколько раз столкнуться с немцами, которые достойно вели себя в плену, оставаясь верными долгу и своей немецкой присяге. Таких «достойных» немцев мы называли «нахалами». Приведу пару примеров.

Мы днем вели наблюдение за немецкой передовой линией, готовили поиск. В воздухе над нами шел воздушный бой. Сбитый немец выпрыгнул с парашютом и приземлился посередине нейтральной полосы. И мы, и немцы — все кинулись к летчику. Нам повезло больше, успели первыми. Схватили немца и с боем отошли к своим. Доставили его в штаб. Немец летчик держался так дерзко, будто мы у него в плену находимся, а не наоборот, а на его мундир посмотришь, и сразу ясно, что перед тобой воздушный ас, весь крестами обвешан. По-русски говорил чисто. Начали его допрашивать, а он отвечает: «Я вас, русских жуликов, знаю. Пока мне не вернете бумажник с фотографиями и мое кольцо — говорить ничего не буду. Можете расстреливать, но это мое условие…» Мы его в нашей передовой траншее на пару минут под присмотр пехоты оставили, ну и пехота успела «облегчить» летчика… Принесли его бумажник и пригоршню колец, собранных у пехоты. Немец заявляет: «Здесь нет моего кольца. Пока его не получу, разговора с вами не будет. Я летать у вас в Воронеже учился, за мной ваши девки хороводом ходили… Ваша натура мне известна». Нашли его кольцо с большим трудом, «пересчитав зубы» пехоте в передовой траншее… Летчик довольно ухмылялся…

Еще один немец, вызвавший наше восхищение, был морской офицер, но не из плавсостава, а «технарь», помню, он прихрамывал на одну ногу. Он был у нас в плену, но перед началом Одерской операции сбежал. Все силы кинули на его поимку, видно, он много знал лишнего. Наша разведрота нашла моряка. Привели его в штаб дивизии. Через некоторое время получаем приказ: «Немца в «размен», приговорен к расстрелу. Повели немца в «расход», в его последний путь… Он обратился к нам со словами: «Я морской офицер, дайте мне пистолет с одним патроном, я сам застрелюсь. Не хочу смерть принимать из ваших поганых рук». Просьбу немца не уважили… Я не слышал историй, чтобы кто-то из немцев себя последней гранатой подорвал, дабы в плен не попасть.

— К власовцам какое было отношение?

— С ними приходилось нередко сталкиваться. На Нареве наша полковая разведка попала к ним в плен. Власовцы жестоко пытали наших товарищей, вырезали им звезды на теле, а потом всех убили, изувечив и обезобразив тела разведчиков.

После этого случая такое понятие, как «живой власовец», перестало для нас существовать даже в теории. Власовцев кончали на месте… Определяли их легко. Кроме «наших курносых физиономий», их выдавала одна деталь в одежде. Перед тем как идти в атаку, они спарывали эмблему РОА с рукава. Это место выделялось на фоне выцветшей ткани мундира.

Наши бойцы сразу «проверяли рукава» у пленных, похожих на власовцев.

Их судьба была предопределена. Изменников не прощали…

Власовцы часто пытались нас «распропагандировать». Один раз, уже в Польше, с противоположного берега реки через громкоговоритель начали вещать: «Русские солдаты, жиды толкают вас на смерть, а сами сидят в Кремле! Среди вас есть жиды?» Расстояние между берегами было метров восемьдесят, наш берег был высоким. Я психанул, встал в полный рост и кричу на власовскую сторону: «Есть! Я еврей!» На той стороне сразу заткнулись.

На следующий день за мной явился незнакомый майор и приказал следовать за ним в штаб корпуса. Привел меня к полковнику, начальнику разведки корпуса, одесскому еврею. Полковник достал бутылку коньяка, налил мне полный стакан и сказал: «Пей, старшина!»

Я выпил и спросил его: «За этим только вызывали, товарищ полковник?» Полковник улыбнулся: «Хотел сказать тебе спасибо, хорошо ты гадам ответил!»

— Приходилось ли получать невыполнимые задания, заранее обреченные на неудачу?

— Такое тоже бывало. Приведу пример. На Нареве немецкий берег был буквально нашпигован минами, стояли четыре ряда колючей проволоки, спираль Бруно. Через каждые двадцать-тридцать метров — пулеметная точка. Переплыть реку незаметно было нереально, а добраться живыми до немецкой траншеи вообще не представлялось возможным. Мы долго наблюдали за передним немецким краем, но вскоре поняли окончательно — у нас шансов нет, только своих убитых назад принесем. А приказ взять «языка» получен, деваться некуда. Коновалов вызвал нас с Пилатом и сказал напрямую: «Я знаю, что шансов нет. Но у вас еврейские мозги. Придумайте что-нибудь». На следующий день Пилата озарила идея. Его даже отвезли в штаб корпуса, хотели детально обсудить затею. Была у немцев маленькая протока, там они набирали воду. А водичка была ледяной, на дворе стояла поздняя осень.

Пилат предложил обмазаться солидолом или вазелином, ночью переплыть реку, затаиться в воде возле протоки и, когда немцы придут за водой, попытаться без шума взять их в плен. Других вариантов не было. Решили потренироваться. Возле нас было какое-то озеро, пришли к нему. Пилат говорит мне: «Ты командир группы, давай лезь в воду». — «Захар, ты это придумал, так на себе первым и испытывай». Обмазался Пилат вазелином, зашел в воду… и сразу выскочил оттуда как ошпаренный! Холодно! Согрелся Пилат и заявляет: «Идея неудачная, придется придумать что-нибудь другое». А время нас поджимает. Решили идти в лоб, будь что будет! Только за несколько часов до запланированного разведвыхода нашу дивизию перебросили на другой плацдарм. В разведроте было настроение, будто мы заново на свет родились… Было еще несколько подобных заданий, каждое из которых было для нас смертным приговором на 100%, но как-то везло, и часть группы живой возвращалась, и даже «языка» умудрялись захватить.