Не хватало только трона, впрочем, его заменяло претенциозное черное позолоченное кресло.

И то, что в нем восседал именно мой сегодняшний клиент, господин Игнацио Касимиро, было ясно, как белый день.

Помимо него здесь находились гости — исключительно мужской коллектив, но мужчины, фасоны фраков которых напомнили мне пиявок, слились для меня в одну безликую массу — если бы я отвлеклась на их заинтересованные и жадные взгляды, было бы совсем плохо.

Со своими аккуратными хвостиками и яркими розовыми румянами я действительно смотрелась здесь вызывающе и чужеродно и не могла не привлечь всеобщее внимание. Стараясь не вслушиваться в комментарии по поводу моей внешности, которые без стеснения отпускали гости, я попыталась вылезти из торта, что стало невыполнимой задачей.

Оно и к лучшему — пусть меня накроют обратно и увезут отсюда подальше! Но куда там — вышколенный слуга, который и прикатил сюда подарочек, легко поднял меня на руки и вытащил из торта, поставив на всеобщее обозрение, как куклу.

Как и учила мистрис, я мило улыбнулись и сделала книксен, а затем, не убирая улыбки, принялась резать торт и обносить им гостей, стараясь не обращать внимания на откровенные похотливые взгляды. И как я не старалась поменьше нагибаться, проклятущая юбка все равно задиралась практически до самых моих трусиков, которые тоже были в образ — панталоны с кружавчиками.

Последним свой самый большой и самый красивый кусок торта с огромной клубничиной, напоминающей кусок окровавленного мяса, получил, разумеется, именинник, а я получила возможность разглядеть его поближе и ужаснулась.

Это был мужчина лет тридцати восьми с сальными волосами и жирной сероватой кожей лица. Мясистые губы его с каким-то беловатым налётом напоминали перебродившие вишни, длинный нос, кажется, был заложен, а широко расставленные черные глаза неотступно меня разглядывали, как будто подмечая в моем облике каждую, даже самую мельчайшую деталь.

И несмотря на то, что одет он был в парадный фрак, впечатление мужчина производил откровенно отталкивающее.

— Как тебя зовут, прелесть? — с придыханием спросил Касимиро.

Похоже, у него действительно был насморк, так как говорил господин Игнацио сильно в нос.

— Ника, — смиренно ответила я, глядя куда угодно, но только не на него.

При мысли о том, что мне нужно будет не просто заняться сексом с этим человеком, который оттолкнул меня с первого же взгляда, но и постараться привлечь его, быть для него интересной, мне становилось дурно.

Так дурно, что я даже не заметила, каким образом гости покинули комнату и я осталась с Игнацио Касимиро один на один. Очевидно, меня показали им, потому что именинник хотел похвалиться новенькой игрушкой…

А впрочем неважно, уже неважно, потому что Игнацио Касимиро усадил меня на свои костлявые колени и спросил:

— Хочешь сладкого, Ника?

Святые небеса, нет, я не хочу! Ни сладкого, ни того, что последует за ним! Я думала, что у меня получится, а я не могу, не могу!

Но он хотел, чтобы я ответила «да», поэтому я ответила «да».

Положив потную ладонь на мое колено, мужчина взял на серебряную ложку желтоватый крем с торта, который я ему поднесла, и протянул к моим плотно сомкнутым губам.

— Все это пугает тебя, да, детка? — с заботой спросил Касимиро, а его проворные влажные пальцы, напоминающие лапки паука, уже были у меня между ног. — Расскажи мне немного о себе? У тебя есть папа и мама?

— Я живу с бабушкой, — зачем-то сказала правду я, хотя он явно ждал от меня какого-то другого ответа и другого тона.

И лишь только я открыла рот, как в нем тут же очутилась холодная серебряная ложка с затейливым черенком в виде сложного лепестка с рубином посредине. Крем оказался приторным и жирным — я проглотила его, с трудом сдержав рвотный позыв.

Он кормил меня тортом с ложечки и возбуждался от этого, как-то нехорошо, болезненно возбуждался, поглаживая свой вздыбленный член, который как-то незаметно достал из ширинки. Скосив глаза, я увидела на головке засохшую мутную беловатую каплю и тут же отвела взгляд.

— С бабушкой — это хорошо, с бабушкой — это просто замечательно, — приговаривал мужчина, обмазывая член той же самой ложкой, с которой кормил меня.

Глаза из крема, нос из крема, улыбка из крема — с крайней степенью потрясения я поняла, что он изобразил на своем половом органе нечто вроде лица.

— Почему ты такая сухая? Боишься? Сейчас мы немного увлажним тебя, — пробормотал Игнацио Касимиро и, облизав свои маслянистые пальцы, полез ко мне в трусы. — Для тебя это в первый раз, но ты не бойся, я буду очень аккуратен с твоей маленькой девственной дырочкой… Хочешь потрогать мою игрушку? Он тебе нравится?

Он был мне омерзителен. Весь — от этих присюсюкивающих интонаций гнусавого голоса до головки члена, по которой тек подтаявший крем, смешавшийся с его какими-то уж слишком обильными, творожистыми выделениями.

Я не смогу! Нет, не смогу больше и секунды выдерживать его прикосновения, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к его половым органам. И даже не потому, что, скорее всего, он чем-то болен…

Я не смогу, пусть если бы на его месте оказался любой другой — даже какой-нибудь писаный красавец.

В моей жизни есть только два мужчины. Этого мне и так хватает с лихвой.

Вместе с этим осознанием пришло неимоверное облегчение.

— Знаете, господин Игнацио, я, наверное, пойду, — мягко, стараясь не выдать свою брезгливость, сказала я, попытавшись соскользнуть с его коленей. — Все это было ошибкой, извините, что так некрасиво получилось в ваш день рождения, но я…

— Плохая девочка! — перебил клиент, выражение лица которого изменилось на глазах — с умильного на злобное. — Очень, очень плохая! Такие негодницы, как ты, заслуживают наказания!

Удар обрушился сбоку — благо я хотя бы успела прикрыть локтем лицо. Как будто наяву во мне воскресла совсем другая комната, градом осыпавшие меня осколки стекла и совсем другой мужчина, вернее, парень, который хотел получить то же самое.

Страх и чувство безысходности парализовали меня, вогнали в ступор.

На этот раз все по-настоящему.

На этот раз нет ни малейшей надежды, что Коул Тернер спасет меня. Но может быть, это и к лучшему — я бы, наверное, умерла, если он увидел то, что происходит здесь и обо всем бы догадался.

Воспользовавшись абсолютным отсутствием сопротивления, Игнацио Касимиро повалил меня на софу, насел сверху, задирая юбки и стаскивая с меня панталоны. А затем мои оголившиеся бедра обожгла резкая, острая боль. Клиент стегнул своим сложенным вдвое ремнем и занес руку для повторного удара, но хлестнуть не успел.

Неверной рукой нашарив на столике первый попавшийся предмет, я размахнулась и ударила, но это оказалась всего лишь тетрадка в ветхом переплете, хрустящие страницы которой разлетелись, как сухие листья на ветру.