«Я тебе матку вырву, безмозглая проблядь!» — взревел Касимиро, с ужасом принявшись ползать на коленях, собирая тонкие листы, среди которых я мельком заметила какие-то странные акварельные рисунки и страницы, исписанные мелким убористым текстом.

Но перед этим я получила такой силы удар в ухо, что в изнеможении сползла на пол, оглушенная страшным гулом в голове. Попыталась на коленях отползти, но была поймана озверевшим мужчиной за край юбки и распластана по полу.

Я уже не знала, изнасиловать он хочет меня или убить — столько самой черной, необузданной ярости было в его глазах.

В этот момент моя рука нашарила что-то на полу под столиком. Что-то холодное, металлическое и продолговатое… Десертную ложку. До боли сжав ее в ослабевших пальцах, я ударила Касимиро в лицо со всей ненавистью и силой, на которую была способна. Черенок, выполненный в виде сложного и очень острого лепестка с рубином посередине, попал ему прямо в глаз.

Завизжав на самой высокой ноте и принявшись осыпать самыми жуткими угрозами и проклятиями, Игнацио Касимиро, схватившись за глаз, отпустил меня. А я, выронив окровавленную ложку, в ужасе отпрыгнула назад, нащупала ручку двери, щелкнула запертым изнутри замком и в панике бросилась прочь.

По непонятным коридорам и лестницам, рекреациям, переходам. Это был то ли отель, то ли деловой центр — на первом этаже я с размаху влетела в какой-то холл, полный людей, которые проводили некое собрание.

Проходя мимо вешалки, стянула с нее первый попавшийся плащ, стараясь двигаться медленно, не привлекая к себе внимания. Мне уже мерещилась погоня, а сердце отчаянно колотилось в груди — я с трудом соображала, что происходит вокруг.

Толкнув одну из дверей, благодарение небесам, оказалась на улице, тут же попав под проливной дождь, от которого меня спасло как по мановению волшебной палочки остановившееся рядом со мной такси, проезжавшее мимо.

— Да уж, погодка — кошмар! — добродушно заметил водитель. — Куда едем?

— Я не знаю… — растерянно пробормотала я, кутаясь в украденную накидку.

Меня трясло, а по щекам градом катились слезы.

— Милочка, может, тебе в полицию надо?

— Нет! — испугалась я. — Нет!

Схватившись за голову, я в полном разброде чувств никак не могла сообразить, куда мне ехать. Не домой же к бабушке! Не в таком виде точно! Внезапно в специальном маленьком кармашке платья завибрировал сотовый.

Звонила Эдна Диофант. В страшной панике я сбросила настойчивый звонок несколько раз, и губы сами собой прошептали: «Озеро Чайлд. Дом я покажу…».

А буквально через пару минут на телефон пришла смс.

Ты стала самым большим разочарованием в моей жизни, киска. Думаю, пять миллионов лей хоть как-то окупят затраченные мной на тебя время, силы и нервы. Еще пять — на восстановление глаза Игнацио. Срок — неделя. Попробуешь увильнуть — пожалеешь, что родилась на белый свет.

Я находилась не в том состоянии, чтобы понять смысл того, что прочитала. Кажется, я опять попала на крупную сумму денег, но сейчас это было неважно.

Под проливным дождем дом на окраине озера, мокнущий в кронах сосен, выглядел одиноко, если не зловеще. Свет не горел.

— Может быть, подождать? — с сомнением спросил таксист.

— Что? А, нет, не надо, спасибо, — даже не взглянув на сумму, я расплатилась с телефона и вышла в мокрую ночь.

Черный плащ, который я так удачно прихватила, оказался какого-то странного, старомодного фасона — скорее, это была накидка с капюшоном, делающая меня похожей на какую-то колдунью. Но капюшон, который я накинула на волосы, замечательно защищал от дождя, так что это было в плюс.

Запоздало подумалось, что, наверное, таксист был прав — вдруг его нет дома, или…

Или он не захочет меня видеть. После того, что произошло, кто знает, о чем он сейчас думает? Вдруг о том, чтобы судить меня перед всей братией за разврат?

Вдруг ему противно? Или скучно?

— Привет… — проговорила я в трубку, когда Коул Тернер ответил после продолжительных, продолжительных гудков. — Я соскучилась и приехала. Вы можете выйти ко мне, Ваше Высокопреосвященство?

Наверное, это действительно было огромной ошибкой — приехать сюда сейчас. Наверное, вся правда сейчас выйдет наружу, тайное станет явным. Сейчас я не выдержу и расскажу ему все, а назавтра у меня случится разрыв сердца или какого-нибудь сосуда в головном мозге.

Я просто не перенесу, если он узнает, чем я занималась.

Но мне нужно было его увидеть. Просто увидеть — и все.

И полминуты не прошло, как он показался на пороге своего дома. Быстро спустился по лестнице прямо под проливной дождь в светлой футболке, которую так непривычно было видеть вместо его всегдашнего строгого кителя, и которая, так же, как его джинсы и темные волосы в считанные мгновения стали мокрыми — хоть выжимай.

Он медленно, не обращая никакого внимания на дождь, подошел ко мне, а я с удивлением подумала, что в эту минуту железный, непробиваемый кардинал Коул Тернер выглядит моложе своих лет. Самый обычный молодой мужчина в футболке и джинсах.

Но для меня он не был и никогда не будет обычным…

— Что у тебя случилось, Моника? — спросил он, а я затаила дыхание, наслаждаясь этим зрелищем — как по его лицу — самому красивому в мире, стекает дождевая вода. — Скажи… Скажи — я все для тебя сделаю!

— Можно, я не буду говорить?

— Нет, — усмехнулся Коул Тернер и поцеловал меня.

Шум проливного дождя стал для меня лучшей музыкой в мире, райской музыкой, под которую я наконец-то ощутила его прохладные и твердые губы на своих губах, провела по ним кончиком языка, ласкающими, лижущими движениями перевила свой язык с его, принимая глубоко в свой рот и ощущая только одно безумное желание — еще глубже принять его в себя.

Шум проливного дождя по крыше его огромной пустой, полутемной спальни.

Вьющаяся от ветра занавеска, запах озона, мокрой хвои и холод в распахнутое окно.

Но мне не холодно. В постели Коула Тернера мне горячо.

В чистой постели, на хрустящих белых простынях я любуюсь его красивым, ладным, обнаженным телом. Я обнимаю его широкие плечи, глажу рельефную грудь, повторяю подушечками пальцев каждый выступ, каждый идеальный, сводящий с ума контур.

Он вдыхает мои влажные волосы, а затем ловит руки и целует пальцы, ладони и запястья, заводит их себе за спину, а я обвиваю его торс ногами, и мое лоно оставляет на его животе влажный скользкий след.

Это небыль, это просто сон — наяву так не бывает, поэтому я давлюсь стоном, когда он сжимает полушария моих грудей, обводит языком ареолы, вбирает в рот, сосет и лижет мои заострившиеся, набухшие соски.

Изнемогая от сладострастия, скольжу бедрами ниже, трусь своими пульсирующими складками о его горячий, твердый член и бесстыдно и неотрывно смотрю в его глаза, страшась и восторгаясь тому, что открывается в их бездонной темной синеве.