– И все сырое? – в ужасе округлил глаза Еропка.

– Не все, но многое. Привыкай. Ступай-ка посмотри, как японец ест. Для начала просто посмотри и не плюй, не тебя ведь кормят. Постепенно привыкнешь, сам такой пищи запросишь.

– Да я лучше под поезд лягу…

– Запросишь, говорю. В Японии нам так и так придется питаться не только нашими припасами.

– Не жалеете вы верного слугу, барин, грех вам. – И Еропка отошел с обидой.

К удивлению Нила, словесной пикировки, от которой барин и слуга обычно получали большое удовольствие, не произошло. Граф казался задумчивым. Стоя у фальшборта, не обращал внимания на пекло, много курил – на сей раз голландские папиросы, а не ужасное исландское зелье, – и нетерпеливо барабанил пальцами по планширю. «Не терпится в море выйти», – думал Нил и был прав.

Если бы он знал, какие мысли одолевают графа, то ужаснулся бы: как можно подолгу такое выдерживать? Мчаться вдогонку «Победославу», кляня весь свет за любую задержку, надеяться на лучшее и не знать, жив ли еще наследник российского престола… Три дня назад он был жив и здоров, если не считать того, что в стельку пьян, но о чем это говорит? Пока еще ровно ни о чем, кроме того, что второй агент на борту корвета еще не осуществил свое намерение… Но в том, что второй агент существует, у Лопухина не осталось никаких сомнений. Логика – вещь упрямая. Мелкие факты и умозаключения, подобно кусочкам смальты, складываются в мозаичную картину… и разве кто-нибудь обещал, что картина будет приятной?

Вопрос: кто? КТО?!

Вновь и вновь Лопухин перебирал в уме офицеров «Победослава» – и не мог дать ответ. В мозаике не хватало одного, может быть, двух кусочков смальты.

На рассвете Кривцов постучал в каюту Лопухина.

– Входите, я не сплю.

– Я тоже. – Командир «Св. Екатерины» был мрачен. – Из тех семнадцати, что мы отпустили на берег, вернулись пятеро. Матрос Потапов рассказал, что боцман Аверьянов со товарищи не собирается возвращаться и просил передать кое-что по вашему адресу. Ничего существенного, одна матерщина. По-видимому, они желают здесь остаться. Отчасти я их понимаю: место райское, особенно после пиратской каторги…

– Кто бы их не понял? – Против всякого ожидания Лопухин не выглядел рассерженным. – Скатертью дорога. Со временем начнут тосковать по России, и кто-нибудь как-нибудь найдет способ вернуться домой… а некоторые останутся. Было бы их побольше – глядишь, возникла бы русская колония на каком-нибудь из здешних островков…

– У нас мало людей, – хмуро констатировал Кривцов.

– Сколько?

– Было пятьдесят пять, включая вас, меня, вашего слугу, юнгу и японца. Теперь тридцать пять, если только кто-нибудь не удрал нынче ночью. На три вахты людей не хватит, разве что ввести английскую вахтенную систему…

– Это как?

– Попеременно большая вахта и малая. Большая – восемь часов. Малая – четыре, как у нас и везде, кроме британского флота. Тогда справимся. Но будет тяжко.

– Ничего, люди немного отдохнули. Так и делайте. Погрузка полностью закончена? Вы говорили что-то о свежих фруктах. У нескольких матросов признаки цинги.

– Фруктов в избытке, пресной воды до Японии хватит, угольные ямы полны. Вот люди… может быть, подождем еще?

– И сколько же вы намерены ждать, пока им надоест этот тропический рай? Неделю? Месяц?

– Хотя бы до полудня…

– Так и быть, ждем еще час и ни минутой больше, – отрезал Лопухин. – Прикажите развести пары.

Солнце еще не показалось из-за гор, когда загремела якорная цепь, наматываемая на кабестан. Помогая машине, «Святая Екатерина» оделась парусами и, пользуясь последними дуновениями ночного бриза, направила свой бег к выходу из гавани. Вскоре океанская волна ударила в скулу. Баркентина качнулась, выпрямилась и под крики чаек полетела на запад, словно гончий пес, преследующий дичь.

Литерный поезд приближался к Омску.

Литерный-бис отставал. Так бывало часто. «Знамо дело, нас вперед пущают, – сильно нажимая на „о“, высказал мнение толстый и бородатый купчина-подрядчик, прилипнув к стеклу в коридоре вагона. – Дорога новая, ишшо не опробованная… Не ровен час, сковырнемся с насыпи. Все верно, все правильно. Уж ежели кому страдать, так лучше уж нам, чем его императорскому высочеству…»

И хотя никто из пассажиров не возразил верноподданным словам купчины, на него посмотрели с неудовольствием.

– Н-да… – только и сказал кто-то из корреспондентской братии. – Едем и едем, а писать не о чем. Хоть бы покусился кто, да где теперь те бомбисты? Иных уж нет, а те далече… Даже у студентов теперь иное на уме. Скучно жить в спокойной стране, господа!

– Типун вам на язык! – ответил другой корреспондент. – Посылайте в редакцию телеграммы о маршруте движения. Давеча Тюмень проехали, вот и пишите о проезде через Тюмень. Напечатают.

– Как же-с! Очень интересная тема: качество чайных на тюменском вокзале да плачевный вид общественных уборных! Да-с! А о чем еще писать прикажете? О виде из окна? Вон на бахчах арбузы зреют. Видеть их уже не могу. Прикажете об арбузах телеграфировать? Или о том, что из трубы паровоза валит дым?

– Зачем же о дыме? Можно писать о трудностях освоения Дальнего Востока, куда его императорское высочество великий князь Дмитрий Константинович едет наместником. Прекрасный материал полосы на две.

– А что вы знаете о Дальнем Востоке? Вы там бывали? Я тоже нет. Приеду, погляжу – напишу. Но не раньше. Выдумывать прикажете? Я от солидной газеты, она фантастику не печатает…

– У меня, представьте себе, газета тоже не желтая…

– Послушайте, что вы на меня взъелись?

– Это вы на меня взъелись, а не я на вас. Вы жаловались, что писать не о чем. А я говорил и говорю, что кто ищет, тот всегда найдет…

Перебранка в коридоре продолжалась. Легировский намазал хлеб тонким слоем коровьего масла, отковырнул кусок паюсной икры, водрузил на бутерброд и протянул Катеньке:

– Угощайтесь. Пейте чай, стынет… Вот же два дурака! Вы их только послушайте! Умора.

– Не вижу ничего смешного, – возразила великая княжна, принимая бутерброд.

– Это от репортерской неопытности. Как говорят самоеды, «глаза есть, видеть – нет». Из Тюмени я целый репортаж отправил. Знаете о чем?

– Надеюсь, не обо мне? – вымученно улыбнулась великая княжна.

– Нет, о водке. О местной водке, я хочу сказать. Казенная – редкостная гадость пополам чуть ли не с керосином. А есть в Тюмени акцизная водка – ну слеза!.. Гонят где-то на севере, очищают фильтрацией сквозь торф и олений мох… Похмелья от нее нет. Вот я и написал материал о нерасчетливости наших чиновников. Акцизы душат, развернуться не дают. Если поставлять эту водку в европейскую Россию, то она вытеснит нашу сивуху, да и таких бед, как теперь, пьянство уже не наделает.