— Начните с чего-нибудь. Проблем несколько? Давайте с той, которая кажется вам наиболее актуальной, — стараясь побороть волнение, произнесла Лита.

— Конечно. Тогда с того, что человек знает правду и не может рассказать ее, не внеся разлад в душевный покой того, для кого она предназначена. Как быть?

— Слишком запутано. Можно поконкретнее? Кажется, с этим вопросом вы пришли не по адресу. Не поверю, что это может лишать покоя настолько, что возникают проблемы. — Лита не отводила взгляда, отвечая на прямой, изучающий взгляд женщины.

— Иногда правда может быть убийственной. Вот и приходится решать: скрыть или убить. Это ближе к тому, чем вы занимаетесь? — В голосе посетительницы прорезалась нотка иронии.

— Допустим, я скажу, что не всегда правда лучше сладкой лжи. Будем иметь ввиду ложь во спасение. Если вы уверены, что реальное положение вещей нанесет человеку урон, то подумайте: сможет ли он оправиться?

— Почему вы решили, что речь идет обо мне?

— Я уверена в этом. Не стали бы вы записываться на прием, чтобы поведать историю вашей подруги. По крайней мере, в моей практике такого случая не было. — Тарасова не стала возражать, что означало правильность вывода Литы. — Вам был нужен совет? Я вам его дала. Все?

— Нет.

— Кто вы? — не выдержала Мартова. Она придвинулась ближе к столу. — Я вас не знаю, но вижу, что в моей помощи вы вряд ли нуждаетесь.

— Вы сами нуждаетесь в ней, девочка, — вдруг сказала Тарасова, и в голосе ее не было ничего отталкивающего.

— Почему вы так говорите со мной?

— Вы годитесь мне в дочки. Мне, увы, далеко за пятьдесят, и я часто стала разрешать себе называть все своими именами.

Кристина Валентиновна снова пристально посмотрела на Мартову. Молодая женщина понравилась ей. Выглядела она немного усталой и совсем беззащитной. Поэтому в какой-то момент Тарасова решила не делать того, что задумала, но потом сказала себе, что все вершится для блага самой Аэлиты. Ей же будет легче оттого, что она узнает правду о своем «идеальном» муже.

— Итак, Аэлита Владимировна, скажу вам один факт своей биографии, который вас заинтересует. Даже не один, а целых два. Во-первых, я училась вместе с Георгием Ивановичем на одном курсе, а во-вторых — я была свидетельницей на свадьбе Мартова и Светланы Борзовой.

— Почему меня должно это заинтересовать? Георгия Ивановича нет, и я не собираюсь копаться в его прошлом.

— Да, время быстротечно. Два года, как не стало непотопляемого Мартова. Достаточно долгий промежуток, чтобы безболезненно говорить об ушедшем человеке. Опустим некрасивое слово «копаться» и заменим разбирательством.

— Зачем это вам нужно? — Спросила Лита.

— Скорее это важно для вас. Я давно наблюдаю за вами. И в те времена, когда вы были рядом с Георгием на светских вечеринках и банкетах, и когда остались одна.

— Интересно получается. Я думала, что внимание к моей персоне уменьшилось после ухода Георгия, а оказывается, кроме репортеров есть еще заинтересованные лица, — Мартова усмехнулась. — Первым всегда нужна сенсация, а что нужно вам?

— Я хочу облегчить вам дальнейшую жизнь, милочка. Вы так искренно скорбите по этому бессердечному человеку, что мне стало жаль вас. Вы молоды и должны получать удовольствие от каждого дня пребывания на этой земле. Вместо этого вы ведете уединенный образ жизни и наверняка живете воспоминаниями о годах, проведенных с Георгием.

— Вы абсолютно правы в одном, что я полна светлых, незабываемых впечатлений от трех лет семейной жизни с Мартовым. Остальное вас не касается. Вы — совершенно незнакомая женщина — приходите в мой кабинет и пытаетесь выбить почву из-под ног! Прошу вас уйти и больше не пытаться облегчить мою участь. — Лита поднялась. Тарасова тоже встала, но явно не хотела покидать кабинет.

— Не обижайтесь. Я не собираюсь обливать грязью имя вашего мужа. Уделите мне десять минут и потом вы сами не захотите, чтобы я уходила, — сказала она, пытаясь придать своим словам как можно больше убедительности. Если она уйдет сейчас, охранник больше не пустит ее на порог. А ей так нужно освободиться от того груза, который она чувствует не один десяток лет.

— Хорошо, будь по-вашему. У вас десять минут, — Ответила Лита, посмотрев на часы.

— Спасибо.

— Не тратьте время на вежливость. Разоблачайте.

— Мартов действительно любил вас. Знаете, это было видно по тому, как нежно он смотрит на вас даже тогда, когда объективы камер и фотоаппаратов не были направлены на него. Но самой любимой его женщиной была работа. Самой дорогой и желанной. Вы встретились с ним в замечательную пору. Удовлетворив свои амбиции, потеряв жену, он смог позволить себе расслабиться. Вы прекрасно дополняли друг друга. Я всегда смотрела на вас и говорила: белое и черное. Первое о вас, Лита… — Тарасова замолчала. Потом достала из сумочки пачку сигарет. Не дожидаясь ее вопроса, Лита придвинула пепельницу ближе к посетительнице.

Мартова видела, что та волнуется. Уже тронутые возрастом руки дрожали, когда Кристина Валентиновна прикуривала длинную белую сигару в мундштуке. С удовольствием выпустив дым, женщина подняла брови и на мгновение застыла. Ее позу можно было назвать наигранной, слишком она была неестественной. А может, впечатление складывалось оттого, что Тарасова прямо держала спину, вместо того, чтобы, расслабившись, утонуть в глубоком кресле.

— Знаете, в жизни Георгия до вас было две женщины, любивших его безгранично. Я имела в виду двух — его мать и его первую жену. Мать он навсегда вычеркнул из своей жизни, не приняв ее решения выйти замуж после смерти отца. Вы знали об этом?

— Георгий говорил, что его родители давно умерли, и показывал мне гитару, которую когда-то купил ему отец. Он очень дорожил ею. Я считала, что он — хороший сын, — медленно выговаривая слова, перебила Тарасову Лита.

— Да, конечно, умерли. Только мать прожила бы гораздо больше, если бы родной сын не вычеркнул ее из жизни за предательство, которого она не совершала. По сути, он не смог перебороть ревности к другому мужчине, который хотел сделать его мать счастливой. Это был замечательный человек, культурный человек. Олег Викторович Раздольский приложил немало усилий, чтобы наладить отношения с Георгием. Но тот был непреклонным. Я знаю некоторые подробности, которые стали мне известны несколько лет назад от самого Олега Викторовича. Мы случайно познакомились на одной выставке, разговорились, и старик открыл свою душу. Выложил все, что столько лет не давало ему покоя. Мне было жалко смотреть на него. Ведь он во всем обвинил себя. Якобы ему нужно было просто уйти и не ставить Нину Петровну перед выбором.

— Ваш лимит скоро закончится. — Лита почувствовала, что на нее давит невидимая сила. Она прижимает ее к креслу, не дает подняться, подойти к окну и пошире распахнуть его. В кабинете стало трудно дышать. Лита смогла только протянуть руку и включить стоящий рядом вентилятор.