class="p1">— Вызовите для нее такси, — попросил Шими.

Это было равносильно действиям по удалению из помещения мертвого животного.

Он безмолвно посадил ее в такси и прошел пешком несколько миль до своего дома.

В своей ванной он долго соскребал с себя эту ночь.

Но не забыл ни одного ее мгновения.

И вот теперь ей вздумалось посмотреть, как он выполняет карточные фокусы на приеме у вдовы Вольфшейм.

6

План Принцессы поменялся.

— Думаю, вам пора ко мне, — говорит она ему.

Он не уверен, что правильно ее понял. Для чего? Посидеть с ней рядом? Очутиться у нее в объятиях? Переехать к ней?

— Вы хотите сказать?..

— Что тут непонятного? Зачем вы притворяетесь глухим?

— В каком смысле «к вам»?

— В мой дом. Немного пожить.

Шими все еще не вполне понимает, что все это значит.

Смеясь над его замешательством, она широко раскидывает руки, превращая свою расшитую шаль в сеть.

— Вижу, о чем вы думаете… Как воспротивиться соблазну женщины-паука? Надо сказать, большинство мужчин даже не пытается.

Шими не собирается возражать, что он — не большинство, вместо этого он склоняет голову, признавая ее могущество.

— Можете не сомневаться, — продолжает она, — вам не грозит опасность быть съеденным заживо.

— А что мне грозит?

— Это большой вопрос.

— Как вы относитесь к внимательному осмотру?

— С тревогой, но могу стерпеть.

— К сарказму?

— Только рад послужить поводом для него.

— К допросу?

— Начинаю к нему привыкать.

— Тогда вам нечего опасаться.

— У нас нет причин менять наши рабочие правила. Осмотр и допрос прекрасно получается проводить прямо здесь. Внутри тоже есть приятное помещение.

«Здесь» — это Ридженс-парк, то же самое кафе. Они давно освоились с персоналом, персонал — с ними.

— Хорошего вам дня, — напутствует их официантка — итальянка, когда они поднимаются, чтобы уйти. — Надеюсь, вы довольны вашим уикендом, — говорит она же, когда они возвращаются.

— Для меня их ожидания — невыносимый стресс, — жалуется Принцесса. — Насколько хорошим может быть день? Может, сказать ей, что я совершенно не довольна уикендом? Мне скоро сто лет. Чудо, что я вообще дожила до уикенда.

Их разговор слышит официантка-полька.

— Чудесно, что у вас выдался хороший уикенд.

— Скоро у меня не хватит на них терпения, — говорит Принцесса.

Шими постепенно привыкает к ее манере.

— У них наилучшие побуждения, — предупреждает он.

Принцесса удивленно пятится.

— Вам не идет понимание других.

— В таком случае рад, что у меня его кот наплакал.

«Не то что у Эфраима», имеет он в виду, но она знает, что он имеет в виду.

— У нас на двоих столько же симпатии к другим, сколько, скажем, наберется в сердце у комара.

— Тем не менее мы существуем.

— Как это понимать?

— Мы дожили до зрелого пожилого возраста.

— Разве кто-то утверждает, что сострадание имеет какое-то отношение к продлению жизни?

— Да, мой врач. По его словам, доброе сердце живет дольше. Один знакомый (он имеет в виду вдову Вольфшейм) дарит мне магнитики для холодильника, на которых написано: тот, для кого на первом месте другие, отличается стойкостью.

— Магнитики греют ваш холодильник?

Он улыбается и вместо ответа продолжает:

— А еще я читал, что другой способ дольше прожить — завести домашнего питомца.

— А как же горе по умершему питомцу?

Он вздыхает.

— Думаю, тот мой знакомый сказал бы, что это не в счет.

— Не сомневаюсь, что она сказала бы именно так.

— С чего вы взяли, что это она?

— Мужчины не дарят друг другу магнитики на холодильник. О продолжительности жизни друг друга они тоже не заботятся. Что скажете о вашем?

— ?..

— О вашем горе по питомцу.

— Долго рассказывать. Луна выглянет до того, как я закончу.

— Тогда пойдемте ко мне в квартиру. Там теплее.

Они по очереди сетуют на холод, как будто выделяемого ими вдвоем тепла хватает на согревание только кого-то одного. Нынче ее очередь зябнуть.

Он напрягается при слове «квартира». Раньше она его не употребляла. Он думал, что она проживает в особняке.

— Зачем нам теплая квартира? Можно поплотнее одеться.

— Не представляю вас одетым еще плотнее. Вы и так похожи на медведя.

Он улыбается. Птица и медведь. Это не первая его улыбка за сегодня.

— Мне нравится здесь, на воздухе.

— Опишите.

— В каком смысле?

— Если вы говорите, что вам здесь нравится, то извольте объяснить, где это «здесь». Как называется дерево, под которым мы сидим? Что это там за облако? Вы когда-нибудь смотрите на небо? Вы хоть знаете, что там, вверху, есть небо? Ответьте, не глядя вниз, что у нас под ногами: трава, гравий, персидский ковер? Из чего сделан стол, за которым мы сидим? Какой запах вы вдыхаете? Что слышите? Что это за птица?

— Мне нравится находиться ЗДЕСЬ — что в этом плохого? Держу пари, это дерево не смогло бы вам ответить, где оно стоит. Это не значит, что ему не нравится здесь произрастать. Не все надо переводить в слова. Не все надо знать, чтобы все чувствовать.

— Так говорил Эфраим.

— Мы все-таки братья.

— Вы слишком разные. Мы обращаете всю вашу недюжинную энергию на себя, Эфраим обращал свою, тоже недюжинную, на других. Он заслуживал гораздо большего, чем вы.

— Чего я лишен, так это добродетели спасения.

— Что вы называете добродетелью спасения?

— То же самое, что и вы. Добродетель спасать чужие жизни.

Или по меньшей мере добродетель пытаться делать это, думает он, опять переносясь в Литтл-Стэнмор, к их обессиленной матери, дрожмя дрожащей в их доме, исполненном страха.

— Вы посерьезнели, — замечает Принцесса. — Он вас спас?

— Нет. Но он спас бы нашу мать, если бы смог.

— Разве не все мальчики хотят спасать своих матерей?

— Чтобы ответить, мне пришлось бы прожить новую жизнь. А потом еще одну, чтобы себя покарать.

— О, это ваше любимое времяпрепровождение. Но спасать жизни — это еще не все. Не менее важно спасти свою собственную жизнь. Может, даже более. В этом была суть наших с Эфраимом споров. Он отказывался спасать самого себя.

— От чего?

— От своих демонов. Например, от алкоголя…

— Я думал, он завязал.

— Да, но на нем стояла Каинова печать. Он помогал другим достигать того, чего достиг сам. Но считать себя бросившим пить — это еще не освобождение от пьянства. Себя он так и не освободил.

— В ваших словах слышна горечь, — говорит Шими. — Может, у его сущности спасителя была оборотная сторона? Возможно, он подвел вас?

Принцесса смотрит на него с сумрачной властностью. Шими кажется, что на него глядит ястреб. Но она слышит вдали какие-то еще звуки.

Сейчас самое время спросить