Ну и пятое – остается тайна документов и ответ Вениамину Витальевичу.

– Я вернусь, – убежденно сказал в темноту Заремба. – И воздам каждому…

И вновь Вениамину Витальевичу оказалось суждено увидеть, как рушатся на глазах памятники.

Шеф метался по кабинету, подлетал к окну и, наверное, впервые осознавал, как далек Кремль. Как бы то ни было, а оттуда руки длиннее, голос внушительнее, выбор средств в борьбе с противником безграничен.

– С какой интонацией он говорил?

– Злоба. Решительность и злоба: «Я вернулся. И вам воздастся». Звонили из городского телефонного автомата, потому что определитель показывал восьмерку. Но район зафиксировали – Казанский вокзал.

– Плохо. Плохо, что упустили. Теперь представляешь, что может быть?

Хозяин кабинета закурил. Несколькими затяжками искурил сигарету, и как было в предыдущем кабинете, окурок вдавил в чистейшую пепельницу. Неужели один человек способен нагнать страх на тех, кто смог заставить Президента сначала развязать, а потом и остановить войну в Чечне на выгодных для себя условиях? Если власть дрожит, то что тогда говорить о нем, простом клерке при этой власти? Неужели что-то начало меняться вокруг, а он не заметил? Неужели теперь придется только ждать и бояться?

Вениамин Витальевич судорожно потянулся за носовым платком…

– Дядь, женщину хочешь?

Еще не уверенный, что вопрос задан именно ему, Заремба оглянулся.

Рядом с телефонной будкой застыл в ожидании ответа паренек лет двенадцати. Одет он был в черную линялую ветровку, из-под которой пестрела разноцветной крупной клеткой байковая рубашка. На ногах белели кеды, которые нынче кроме как в деревне нигде не встретишь. Но при всем при том одежда выглядела чистенько и опрятно. И что бросалось еще в глаза, аккуратно – насколько позволили длинные соломенные волосы и гель, причесанный. Эдакий провинциальный молоденький ловелас.

По тому, как мальчик держал дистанцию – за шиворот не схватить, но и разговор только для двоих, подполковник понял, что вопрос не из разряда вокзальной нелепицы, а вполне конкретен. Только и сутенер был настолько юн, что Заремба на всякий случай переспросил:

– Ты мне?

В ответ горестно вздохнули: какие же вы, взрослые, тупые! Уста разомкнулись устало, заученно:

– Тебе. Хоть блондинку, хоть цыганку.

Алексей, не спуская глаз с купца, попробовал вернуть на место телефонную трубку. Та зацепилась за металлическую рогатину круглыми щеками, помахала Зарембе закрученным металлическим хвостом – удачи тебе, подполковник. Но поскольку тот, проявив черную неблагодарность, не обратил внимания на льстивое пожелание, на втором экивоке замерла в ожидании очередного клиента.

Только и подполковника можно было понять. Переключиться с Чечни и Вениамина Витальевича на Москву с ее проститутками – на это нужны талант пофигиста и специфический настрой. Да и посредник слишком уж необычен. Ему пристало сидеть за партой или гонять в футбол, а не ловить по вокзалам сексуально озабоченных пассажиров. Поэтому Заремба поинтересовался первым, что пришло в голову:

– А почему не в школе?

Пацаненок снова горестно вздохнул, удивляясь ограниченности клиента. Но переборол раздражение и вновь, как несмышленому, пояснил:

– Каникулы сейчас, дядя.

– А это ты, значит, на работе?

– Свой процент имею, – не стал лукавить паренек. – Так пойдешь? Кто ходил – никто не жаловался, оставались довольны, – не забыл подхвалить товар. Ни дать ни взять – грузин на рынке!

– Иди-ка сюда, – протянул руку Заремба.

Паренек сдал назад, улыбнулся с безопасного расстояния:

– Не-е, сначала дай согласие и иди за мной.

– Никуда я не пойду, – отказался от услуг Заремба. Не объяснять же, в самом деле, что к женщине нужно ходить самому, а не на привязи. Тем более у ребенка. И предложил иной вариант: – Ты, случаем, есть не хочешь? Я помираю с голоду. Составишь компанию?

– А потом сдашь в милицию? – бдительно не позволял сокращать дистанцию мальчик.

– Мне что, больше нечем заняться? – откровенностью на откровенность ответил подполковник. Сделал вид, что устал от бесполезного разговора, предложил в последний раз: – Идешь?

Мальчик, надо отдать должное, чутко почувствовал перемену в настроении и посчитал нужным сообщить о содержимом своих карманов:

– Но у меня денег нет. – Затем, не мудрствуя лукаво, поинтересовался главным: – А ты мне компот купишь?

Теперь Заремба в отместку потянул кота за хвост:

– Компот? Но разве одним стаканом можно напиться?

– Нельзя, – согласился мальчик, на большее, очевидно, и не рассчитывавший.

– Можем взять два! – нащупал главный аргумент спецназовец.

Перед таким количеством паренек не устоял: когда Алексей вторично протянул руку, шагнул навстречу. Но инициативу оставил за собой, предложив более глубокое знакомство:

– Меня Гринька зовут. Гринька Бычок. А по-школьному – Григорий Бычков.

– А меня дядя Алексей. Где ты живешь, Григорий Бычков?

– Да так… – махнул рукой мальчик, не пожелав раскрывать адреса наверняка крашеных блондинок и фальшивых цыганок. Однако это не должно было стать причиной потери компота, и он скороговоркой поведал о своей доле: – У меня папка погиб в Чечне, а мамка ушла жить к другому дядьке. Один я.

Последние слова заставили Зарембу встрепенуться: война приобрела такой размах, что первый встретившийся на московской земле человек, да еще мальчик, оказался ее жертвой? Или это мальчишеский треп, психологически отработанный прием выдавить слезу и заполучить подаяние? Новая плеяда детей лейтенанта Шмидта?

– А кем был твой папка?

Конкретного вопроса Гринька, скорее всего, не ожидал, потому что стал закатывать синие глаза, подтверждая вторую догадку. Но изворотливости ему было не занимать, и мальчишеская память отыскала военную профессию почти сразу:

– Ну, этим, как его… летчиком. На самолете летал.

– А звание какое у него было?

Снова синие глаза кверху, где на небе Бог шустрым всегда напишет подсказку:

– Этот… сержант, – считал ее двоечник.

– Врешь ты все, Гринька Бычок, – с сожалением проговорил Заремба, успев ухватить за ворот задергавшегося на крючке паренька. – На самолетах летают только офицеры.

Гринька недоуменно глянул на подсказчика, но Бог на сей раз молча развел руками: надо иногда и свою голову на плечах иметь, откуда даже мне, Всевышнему, знать все армейские тонкости.