Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты лучше опусти голову и скажи, откуда у тебя такие глаза синие? – поинтересовался подполковник земными делами Гриньки Бычка.
– А когда меня делали, мамка в небо смотрела, – охотно раскрыл родовой секрет мальчик, торопясь оставить скользкую тему.
– Много ты знаешь, как я посмотрю.
– Да кое-что знаю, – согласился со своей долей Гринька. Но на всякий случай втянул голову в плечи: лишние затрещины и подзатыльники – это тоже доля слишком шустрых.
Диалога хватило, чтобы дойти до вокзального кафе. Мальчик, памятуя о своем чеченском провале, приостановился, не веря в благородство случайных людей, но Заремба подтолкнул его к решетчатой арке:
– Хватай поднос и бери все, что хочется. Я сегодня добрый.
И все равно с недоверием, но потянулся Гринька к соблазнительно выставленным напоказ тарелкам с салатами. Стоявшая на раздаче повариха навалилась животом на стойку, высматривая, с кем идет подозрительный посетитель, и Заремба успокоил ее поднятой рукой – он мой. А мальчик, уверовав в счастье, больше не сдерживался, принявшись таскать у самого себя из салатов кусочки мяса, помидорные дольки. Приподнявшейся с места кассирше Заремба вынужден был тоже кивнуть: я плачу.
– Что здесь было? – указала она на пустые тарелки при расчете.
Гринька уже не помнил, что съел, и отвечать пришлось подполковнику:
– Ветчина и овощной. Нам бы еще три компота.
– Валь, компот остался? – поинтересовалась в пространство за собой кассирша.
– Разливаю, через минуту пусть подходят, – ответствовала из-за раздвижных гофрированных перегородок Валя.
– Быстрее занимай столик, – шепнул Заремба Гриньке, увидев освободившееся местечко в углу.
Так до конца и не поверив, что его не окликнут и не отберут добро, мальчик с вжатой в плечи головой, заранее виноватый, пошел в угол. Но когда подполковник поставил рядом свой поднос, половина тарелок оказалась пуста: Бычок продолжил начатое у стойки, а что не влезло в рот, распихивал по карманам.
– Не торопись, еще возьмем, – остановил мальчика подполковник.
Гринька внял замечанию, оставил в покое руки и хомяком пережевывал засунутое в рот.
– Заберите компот, – позвала кассир.
Оставив свой поднос неразобранным, Заремба вернулся к очереди. Выбрал стаканы, в которых подводными сказочными гротами громоздились сухофрукты: по себе помнил, что нет на свете ничего вкуснее груш и косточек из компота. Сам бы съел, не будь Гриньки, который, скорее всего, бомжует под присмотром то ли цыганки, то ли блондинки, поставляя им мужчин. И кто после этого поет осанну переменам и реформам в стране? Их бы детей на панель…
– Ваш убегает? – поинтересовалась раздатчица, словно сквозь амбразуру оглядывавшая посетителей.
Заремба не понял вопроса, оглянулся. И увидел только мелькнувшую на выходе черную курточку. Мгновенно вспомнил о барсетке, в которую приличия ради переложил из напоясной сумки чеченские документы и кассету. И которую оставил на подносе. Переметнул взгляд на стол, почти уверенный в ее исчезновении. Нету! Вот откуда во взгляде раздатчицы сквозило ехидство: она не обманулась в своих подозрениях и предупреждала…
Заремба не помнил, куда и как бросил стаканы – вслед раздались лишь возмущенные голоса. От него шарахались, кричали что-то вдогонку, но он несся к центральной двери вокзала, за которой исчезла соломенная прическа мальчика.
На улице еще раз успел увидеть ее за экскурсионными автобусами: Гринька держал направление к универмагу «Московский». Если не догнать сейчас – затеряется и исчезнет навек в магазинной суете. Но в сумочке ведь нет денег, дурак он!
Кричать сначала стеснялся, потом, когда снова разглядел в толпе нужную курточку, все же крикнул:
– Стой! Держите его.
Похоже, Гринька услышал тревожный для себя крик: в этой жизни мы прекрасно слышим то, что касается нас самих. Заремба понял это, когда увидел полетевшие в разные стороны бумажки: воришка принялся потрошить барсетку на ходу, выискивая деньги. Затем в сторону дороги, подмигнув солнечным бликом, под колеса машин полетела кассета. Легковушки увильнули от непонятного летающего предмета, зато тяжело пыхтевший по крайней линии цементовоз с крутящейся на спине торбой даже не обратил внимания на подобную мелочь. И подполковник явственно услышал хруст пластика под мощными колесами, вдавливающими расплавленный на жаре асфальт.
Все! Бежать дальше не имело смысла. Не имело смысла ехать в Чечню. Зря погибла его команда. Бог сберег лишь карту с отметками могил да по горсти земли с них.
Но жажда мести снова бросила его вперед, и закричал уже по-звериному:
– Стой!
На сей раз его услышали, кажется, все прохожие до универмага. А выделить, распознать убегающего от преследования мальчишку в движущейся единым ритмом толпе труда не составило. Кто-то преградил воришке дорогу, ухватил за курточку. Пока мальчик отбивался, не веря в пленение, подскочил Заремба. Вцепиться в вертлявого вора оказалось не так-то просто, но в конечном счете пальцы поймали его тоненькую шейку. Алексей сдавил ее и не ослаблял хватки до тех пор, пора мальчик не стал хрипеть и оседать под ноги. Вырвал барсетку. Пуста! Конечно, пуста. Вспомнил про личные документы, схватился за нагрудные карманы джинсовой куртки. Целы. Но потерять дискету…
– Да что ж вы делаете. Отпустите, он же ребенок, – одернули его те, кто только что сам участвовал в задержании вора, но к убийству отношения иметь не желал.
– Да давить их надо. Вырастет – он еще нам всем покажет за нашу сердобольность, – возразили из потока.
Закон толпы: на одно мнение всегда найдется два других. А в итоге все разошлись, оставив Зарембу и Гриньку одних. Разберутся сами. Нынче все сами разбираются.
– Пойдем, – дернул вверх Гриньку Заремба.
– Куда? – испуганно просипел тот, не желая становиться на ноги. И готовый, судя по всему, завизжать. Новые жалостливые в толпе обязательно найдутся, помогут спастись…
– В милицию, – назвал самое страшное для беспризорников место Заремба. Но едва мальчик открыл рот, чтобы звать на помощь, вновь сдавил гусиное горлышко: – Прекрати пищать, иначе задавлю.
Несмотря на возраст, Гринька благоразумно понял, что за сотворенное им задавить можно и взаправду. Не испытывая судьбу, привстал на полусогнутых ногах, стараясь оказаться как можно ниже росточком: маленьких бить жальче. Психолог, черт бы его побрал… Сломив сопротивление врага, Заремба посмотрел на трассу. По правому ряду, вращая на спине турбину, полз очередной толстый цементный Карлсон. Полз хвастливо, как бы выставляя при этом напоказ свою тучность и неспособность, подобно собрату, взлететь над крышами и не касаться земли – тогда и кассета осталась бы невредимой. Это Вениамин Витальевич в отместку за звонок направил к вокзалу всех строителей Москвы? Подгадал, когда расплавится на солнце асфальт, потом подослал воришку, чтобы растопить сердце противника, и в итоге сделал главное – раздавил чеченскую тайну Кремля! На глазах у сотен людей! Белым днем. Как все просто оказывается в этой жизни…