Во-первых, Яэль попросила радио. Она сделала вид, что не знает его ручки и кнопки, оставив на оператора беседу с должностными лицами Гонки в Нью-Дели. Это был короткий сеанс, трещавший от помех. Но суть была следующая: похищены. Сбежали. Теперь все хорошо. Гонка продолжается? Да. Добирайтесь до Нью-Дели.

Вас понял.

Вторым Яэль попросила бензин:

– Достаточно, чтобы доставить нас в Нью-Дели.

– Топливо – редкая вещь в этих краях. – Надсмотрщик, приземистый человек с квадратной челюстью, махнул рукой в сторону огороженной территории позади него. Это был не лагерь смерти – Яэль была в этом уверена, потому что в воздухе не пахло дымом – а трудовой лагерь. Судя по его виду, по разработке полезных ископаемых. – Все оно нужно для генераторов и приходящего по расписанию транспорта. Кроме того, если вы поедете на этом, вас точно застрелят.

– Когда будет следующий транспорт в Нью-Дели?

– Несколько моих людей выезжают завтра днем; они приедут в Нью-Дели к заходу солнца.

– Завтра после полудня? – Не слишком быстро. Не тогда, когда гонка все еще продолжается, и Кацуо все еще в ней участвует. Логически, тактически Яэль знала, что юноша, вероятно, все еще передвигался пешком и догнать его не было никаких шансов. Тем не менее она не могла отделаться от ощущения, что Победоносный каким-то образом оказался впереди. – Есть другой способ?

– Сейчас загружают грузовой поезд. Он отправляется в Нью-Дели через десять минут. В вагонах с продовольствием есть комната.

Поезд…

темное,

покачивающееся,

замкнутое пространство,

горячие тела.

(и под всем этим: яаа-элль, яаа-элль, яаа-элль)

– Победоносная Вольф? Что-то не так?

Она осознала, что у нее закрыты глаза. Яэль открыла их и обнаружила, что надзиратель смотрит на нее. Подбородок наклонен. Глаза сужены.

– Это – это самый быстрый путь? – спросила она.

– Груз должен быть доставлен в Нью-Дели в первой половине дня, – сказал он.

Двенадцать часов. Разница во времени, из-за которой можно выиграть или проиграть гонку. Если бы Кацуо не был где-то там, то она бы подождала. Выбрала бы любой другой способ. Но она не будет, не может рисковать.

– Мы поедем на нем, – сказала она.

Поезд, в основном, перевозил уголь. Вагоны и вагоны угля: темного, добытого из темноты, сваленного в высокие кучи. В конце были два вагона с продовольствием, забитые пустыми ящиками из-под еды, с нарисованными спреем отметками вроде «Рис» и «Бобы». Основной рацион чернорабочих – обратно в Нью-Дели для пополнения. Гонщики втиснулись между ними. Ральф и Ларс взобрались на вершине пустых коробок. Ямато и его свежеперевязанная лодыжка вытянулись в пустом углу. Рёко сидела рядом с ним, уткнувшись головой в его плечо, спала. Феликс свернулся калачиком на вершине ближайшего ряда ящиков.

Он храпел.

Яэль не могла отдыхать. Она сидела рядом с открытой дверью, где ее имя мчалось с ночью: Яаа-элль, Яаа-элль, Яаа-элль, Яаа-элль. Воспоминания полезли как грибы после дождя от этого звука: запах мочи и пота, как шерстяное пальто ее матери ощущалось, как воробьиные когти на щеке Яэль, как сердце мамы глухо стучало с ужасным тактом в ухо Яэль, когда поезд замедлил ход. Остановился.

Ее сердце чуть не разорвалось, когда Лука попал в ее поле зрения. Он устроился рядом с ней, не слишком далеко.

– Выглядишь так, будто только что видела призрак, фройляйн.

Если бы только Лука знал, как был прав. Не один призрак. Сотни. Тысячи. Для таких чисел не хватало печали, гнева, её.

– Не люблю поезда. – Это сказала Яэль – не Адель. Она поняла это слишком поздно, прежде чем смогла срезать свои слова. Ее усталый, взвинченный мозг начал пролистывать дело Победоносной Вольф. Она не могла вспомнить ничего о поездах. Может быть, Адель действительно ненавидела их.

Лука недоверчиво смотрел на нее:

– Девушка, которая гоняет на мотоциклах и вырвалась из Советского полевого лагеря, ненавидит поезда?

Яэль посмотрела через плечо, чтобы увидеть, слышал ли Феликс, но брат Адель продолжал спать на коробках. Она снова посмотрела на Луку. На его лице все еще была кровь. Засохшая, образовавшая собственный узор из неровных хлопьев. – Ты сам не блестяще выглядишь.

– Проклятье! Это все из-за волос, да? – Лука поплевал на ладонь и провел по волосам. Жест было напрасным, никак не распутавшим клубок матовой крови. Что же он на самом деле сделал – это показал Яэль его рану.

– Твое ухо! – задохнулась она. Верхняя кромка его хряща исчезла. Сорванная и опечатанная сгустками темной крови.

– Комми срезали его, когда мы бежали. Я буду жить. – Он пожал плечами, его жесткие волосы шлепнулись поверх раны. – Симметрия переоценена.

– Может быть, но инфекция нет. – Яэль снова осматривала юношу. Он не выглядел лихорадочным. Пока. Его лицо заливали прохладная кровь и лунный свет. – Тебе нужно было дать его осмотреть.

– В Нью-Дели будут медики получше. – Рука юноши упала на подвеску на шее. Его палец потирал буквы. Отсутствующее, привычное движение. Его Железного креста нигде не было видно. Яэль подозревала, что, он был в пустыне, засунутый в его утерянный кофр. Собственно, как и ее.

– Как медсестра Вильгельмина?

Во всем лице Луки появились изгибы: брови, ноздри, полуулыбка. Его подвеска мелькнула, когда он позволил ей снова упасть на грудь:

– Это что – ревность, которую я обнаружил в твоем голосе?

– Может, тебе следует проверить слух, – язвительно бросила она в ответ.

Улыбка Луки стала шире. Он ничего не сказал.

– Ты невероятно умело притворяешься полным придурком, – сказала она.

Победоносный рассмеялся:

– Кто сказал, что я притворяюсь?

– Ты вернулся за Ямато, – указала ему Яэль. – Это было бескорыстно.

– Просто пытался отомстить комми, испортившим мои внешний вид. Ухо за ухо. – Ответ Луки был также скор, как поезд, скорость лжи. – Но давай немного поговорим о тебе, фройляйн.

– А что со мной?

– Полагаю, – его голос упал до слышимого только ей шепота – я мог бы сказать, что ты точно знала, где будет транспорт. Или как твой пистолет волшебным образом снова появился в твоем кармане.

Яэль сделала глубокий вдох. П-38 сильно прижимался к ее грудной клетке. Его металл встретился с безумной вспышкой (стучи же, проклятье) ее сердца.

– Но что интересует меня больше… чего я не могу понять… – почему ты спасла меня. Девушка, которую я знал в прошлом году, девушка, которая голыми зубами вырвала мое сердце… эта девушка уехала. Не оглядываясь назад.