Но вместо этого он бросился вперед – как один из тех рыцарей, что были изображены на стенах Ла Рокка ди Анджера. Как Арджуна в своей колеснице, он бросился на Сэма и потянул его за ногу. В конце концов, это был просто маленький мальчик, который, как мог, пытался вызволить мать из беды. Сэм отдернул ногу.

– Прошу тебя, Джесс, уйди! – умоляла Мэгги.

Но Джесс вновь схватил Сэма за ногу.

– Прекрати! Ты делаешь моей маме больно!

– Я сказала тебе, уйди, – крикнула Мэгги и, когда Джесс не послушался, закричала во весь голос: – Кому сказано, уйди отсюда!

Мальчик бросился к двери. У порога он остановился и с перекошенным от гнева и боли лицом произнес:

– Она ведь твоя любимая! Ты ведь любил ее!

После этих слов он захлопнул за собой дверь и бросился вниз по лестнице.

– Чертов ублюдок! – выругался Сэм и, резко выпустив Мэгги, откатился на другую сторону кровати.

Мэгги лежала не пошелохнувшись. Ей казалось, что стоит ей пошевелиться, как он снова набросится на нее. Сэм смотрел на ее голую грудь.

– Что случилось? – спросил он, похоже, совершенно искренне. – Что-то случилось?

Мэгги медленным движением вернула купальник на место.

– Я сделал что-то не… то? – спросил Сэм. Произнося эти слова, он бесстыдно играл своим членом. – То есть что произошло?

Мэгги села на кровати, вспоминая ночь на берегу, когда она все ждала и ждала. Она ждала его, но только не этого. Как и Чио-Чио-сан, она ощущала себя преданной.

– Извини, – продолжал оправдываться Сэм. – Если что-то произошло, извини. Я уважаю тебя. Я ничего не сделал бы. То есть сделал бы, поверь мне, но только если ты сама не против.

Пока он говорил, Мэгги осторожно поднялась с кровати. Глаза Сэма были полны отчаяния.

– Не уходи… Я… мне просто хочется прикасаться к тебе, мне это нужно. Ты позволишь мне? Я ведь попросил у тебя прощения.

Он продолжал бормотать что-то несвязное.

– Я буду лежать тихо, – с этими словами он откинулся на спину, как будто демонстрируя, как это будет выглядеть. – Я не сделаю тебе больно. Ты можешь делать все, что угодно, главное, позволь мне прикасаться к тебе. Ну, совсем немножечко.

– Не могу, – прошептала Мэгги. Ей хотелось молить Господа, чтобы тот ей помог, – нет, и Сэму тоже, – но ее губы отказывались произносить слова молитвы. Ее переполнял стыд и чувство вины по поводу того, что они с Феликсом наделали.

– Ну ладно. Я все понимаю. То есть у меня там, внизу, как ты сама видишь, небольшая проблема. И ты мне нравишься, Мэгги.

Готовая в любой миг расплакаться, Мэгги застыла на месте. Ей было страшно пошелохнуться. Сэм? Это не мой Сэм. Это кто-то другой.

Он указал на нее.

– Когда-то мы с тобой были вместе. Мне тут рассказали, будто раньше я охранял вас, тебя и твоего сына. Мы ведь наверняка целовались. Или, по крайней мере, ты позволяла мне тебя целовать… Неужели тебе больше не хочется? И вот этого тоже? – он выразительно посмотрел вдоль собственного тела, а затем вновь на нее. – Честное слово, тебе понравится. Если хочешь, я буду держать руки по швам. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь. Ни больше ни меньше. Как тебе мое предложение?

Мэгги попятилась и села на мягкий стул, обтянутый тканью в цветочек. Сэм, тот, кого она любила, наконец-то в ее спальне, в доме у прекрасного озера. Он, обнаженный, лежал на ее кровати, и это не раз бывало в ее снах на протяжении десяти лет. Только это был не Сэм. Это была лишь оболочка человека, которого она знала десять лет назад. Похоть в нем возросла вдвое, а вот от чести осталась разве что половинка. Ей хотелось бежать, но ноги словно налились свинцом и приросли к полу.

– Если ты действительно девственница и в этом вся загвоздка, мы можем и не доводить это дело до конца. Ты могла бы, если на то пошло, воспользоваться собственной рукой. Я бы, со своей стороны, тоже сделал бы тебе приятно, честное слово.

Мэгги была не в силах сдерживать слезы. Происходящее было похоже на кошмар, о котором ей было стыдно кому-нибудь рассказать. А кошмары, надо сказать, посещали ее постоянно, с тех пор как на свет появился Джесс. Она видела, как перед ней и Феликсом разверзаются врата ада, вместо того чтобы им вознестись к небесам, как они когда-то мечтали. Ее девственность украдут и надругаются над ней безликие демоны. Даже в этой прекрасной комнате ее посещали кошмары. А этот, наяву, не имел ничего общего с ее мечтаниями о любви. Потому что те были похожи на «Песнь Песней», как сказал Джесс. Сэм поцеловал бы ее в губы и сказал: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!..»[37]

Не выпуская из рук член, Сэм поднялся с белоснежной постели, затем остановился, как будто испугался, что она убежит.

– Не плачь! Я не нарочно. То есть нарочно, но я не виноват. Это все твой Бог, о котором ты вечно твердишь. – Он посмотрел на себя, затем на ее бедра. – Это он, твой Бог, а не я, придумал место, куда можно засунуть вот это… – Он сжал кулаки. – Как, скажи, я могу не обращать внимания на то, что во рту у меня привкус железа, и я знаю, что вот-вот взорвусь? Что я могу с этим поделать, если создан таким?

Мэгги словно окаменела. Она сидела на стуле и продолжала лить слезы. Казалось, это сам Бог наказывает ее за ее глупость – за то, что она в своем тщеславии спала под изображением Пречистой Девы и вообразила себя подобной ей. Сэм, похоже, устал ждать от нее ответа.

– Черт! Ну ладно. Я неправ. Я знал, что этим все кончится. Не плачь, ради бога, Мэгги, девочка моя, не плачь.

Что он сказал? Мэгги вытерла слезы.

– Что ты сказал?

– Что? Ну, я извинился.

– Нет, не это. Ты сказал что-то еще, – неожиданно она ощутила себя безумно счастливой. Он сказал: Мэгги, девочка моя. Ведь если он произнес эти слова, значит, к нему возвращается память. Значит, перед ней все-таки Сэм, пусть пока и не полностью прежний.

Он обитал в этом терзаемом страстями теле, которого ей так хотелось. Какая-то его часть знала, кто она такая. В прошлый раз она отвернулась от него, чтобы потешить собственное тщеславие, за что настоящий Бог покарал ее десятью годами одиночества и вины, которая с головой поглотила ее сейчас.

Куда только подевался ее страх? Она подошла к Сэму и, встав на цыпочки, потянулась к нему и жадно поцеловала его в губы. Его щетина кольнула ей щеку, совсем как в ту ночь, много лет назад. Тогда в Клиффс-Лэндинг он перелез через стену и пробрался в сад, пытаясь спасти ее, чтобы не дать Феликсу сделать из нее подопытного кролика.

Как и в ту ночь, Мэгги втянула в себя его запах. Сэм сдержал обещание. Он не придвинулся к ней ни на дюйм, хотя она едва ли не кожей чувствовала, как он пытается сдержать себя. И если бы она постаралась, то могла бы его понять. Ведь она сама целых десять лет жила со своим неосуществимым желанием этого человека.