— А то, — вдруг разозлился Турецкий, — что, как мне удалось узнать, Апарина застрелили непосредственно перед тем, как он должен был встретиться со следователем Евгением Николаевичем Володиным. Кстати, как ты сам сказал, его очень хорошим знакомым.

— Вот это уже интереснее… — Гордеев сел на кровати. Сон быстро улетучивался. — Ну-ка рассказывай!

— Ага! — обрадовался Турецкий. — Теперь понял, что я тебе не стану звонить без причины ни свет ни заря?

— Понял, понял… Значит, действительно произошло нечто любопытное для нас?

— А о чем я тебе твержу уже битых десять минут? Давай в темпе собирайся и срочно приезжай в прокуратуру. Через сорок минут жду тебя у себя. Думаю, за это время ничего особенного не произойдет.

— А что-то может произойти еще?

— Кто знает… — уклончиво ответил Турецкий. — Короче говоря, все подробности при встрече. Жду.

Послышались короткие гудки. Гордеев посмотрел на трубку, потом положил ее на рычаг и сел в кровати.

Как начнешь день, так он и пройдет. Эту истину Гордеев усвоил давным-давно, и никогда еще ему не приходилось усомниться в ее правильности. Сегодняшний день обещал быть суетливым и беспокойным.

Единственное, о чем жалел следователь Володин, возвращаясь домой под утро, после допроса, который устроил важняк Генпрокуратуры Александр Турецкий, — так это о том, что рассказал ему о предстоящей утром поездке в Бутырскую тюрьму, чтобы допросить Вадима Лучинина. Не хотел рассказывать, а рассказал. Совершенно случайно. Просто с языка сорвалось. Неудивительно для человека, в которого недавно стреляли и который чудом остался в живых.

«Но все-таки следовало быть начеку, — думал Володин, возвращаясь домой, — надо было взвешивать каждое слово. Теперь он может схватиться за это как за ниточку и тянуть, тянуть… И в конце концов вытянуть то, что ему знать совершенно не надо».

То, что Турецкий на такое способен, Володин не сомневался ни секунды. Александр Борисович произвел на него исключительно сильное впечатление. Володин, конечно, и раньше слышал о Турецком — все-таки работали в одной системе, — но встречаться до сих пор никогда не приходилось.

— Я не буду расспрашивать вас о деталях происшедшего, — сказал ему Турецкий, внимательно глядя прямо в глаза, — тем более вам будет трудно вспоминать об этом прямо сейчас… Не стану сейчас спрашивать и о том, что вас привело на Пушкинскую набережную и какова была цель вашей встречи с Апариным. Это мы оставим на потом. Время дорого, а я не могу вас задерживать в таком состоянии. Но я прошу вас рассказать о ваших соображениях. Ведь у вас, как у следователя, уже появились какие-то версии?

Этого вопроса Володин не ожидал. Он рассчитывал совсем на другие вопросы, на обычный допрос, который он сам проводил сотни раз. Вопрос — ответ, вопрос — ответ… Это похоже на игру в пинг-понг, когда мячик летает через стол по траекториям, которые ему сообщают ракетки игроков. Поймает мячик ракетка или не поймает — зависит от того, кто послал, насколько хитрым был удар. Зато, если ты поймал мяч, то можешь сам послать его так, чтобы соперник его пропустил. И ты тогда получаешь очко.

Вопрос Турецкого никак не соответствовал такому взгляду на допрос. Он смешал все планы Володина и несколько выбил его из колеи. Ну надо же! Этот Туредкий знает когда и что спросить. Вопросы его больше похожи не на пинг-понговые мячики, а на пули, поймать которые нет никакой возможности. Да и успеть увернуться тоже очень трудно. Особенно когда вопрос задан неожиданно и в самую точку.

Конечно, Володин что-то придумал на ходу, но, судя по взгляду, Турецкого интересовало не то, что конкретно он говорит, а интонация, жесты, ритм речи. Володин чувствовал, что Александр Борисович читает по каким-то неуловимым признакам лучше, чем если бы ему говорили открытым текстом. И от этого волновался, сбивался, что, разумеется, не могло ускользнуть от внимания проницательного Турецкого. Только большим усилием воли Володину удалось взять себя в руки и начать говорить складно и спокойно. Турецкий, кажется, это заметил, поэтому после нескольких малозначительных вопросов неожиданно задал такой:

— А что вы собирались делать завтра?

Вот тут-то Володин машинально и рассказал Турецкому о предполагаемом посещении Лучинина.

Александр Борисович оживился и быстро выспросил у Володина все подробности этого дела. Оно явно заинтересовало важняка.

Скрывать смысла не было — все, что рассказал Володин, с легкостью можно было прочитать в материалах следствия.

После этого Александр Борисович отпустил Володина с миром.

В остальном Евгений Володин постарался избежать каких-то опасных вещей, которые бы хоть как-то характеризовали его отношения с начальником столичного РУБОПа Константином Апариным.

«А этот Турецкий молодец, — думал Володин, подруливая к своему дому, — если бы я не знал все эти следовательские штучки, то обязательно бы проговорился. А у простого человека в разговоре с ним вообще шансов не останется. Ну ничего, мы тоже не лыком шиты. Только вот дело Лучинина… Ну да ладно, может, и пронесет. В конце концов, со смертью Апарина — все концы в воду. Пусть Турецкий попробует разыскать что-нибудь, подтверждающее то, что Апарин интересовался делом Лучинина».

Да, Володину пришлось потратить немало нервной энергии для того, чтобы этот въедливый Турецкий не разнюхал, что именно связывало его с Апариным.

«Но все-таки дело Лучинина его явно заинтересовало, — размышлял ВолОдин. — Почему? Как, из каких признаков он мог бы понять, что это дело имеет отношение к Апарину тоже?

Нет, этот Турецкий самый настоящий телепат, если может читать мысли…»

С этими мыслями Володин подъехал к дому. Жена еще не спала. Дожидалась. Володин переоделся, вошел на кухню.

— Где ты был? Позвонил, ничего не объяснил…

— Служба, — устало сказал Володин, усаживаясь за кухонный стол. Он решил не рассказывать жене в подробностях то, что произошло с ним вечером. Зачем нервировать человека? Достаточно и того, что он сам переволновался..

— Есть будешь? — спросила жена.

— Да… Таня, достань-ка водки…

— Что-то случилось? — спросила встревоженная жена. — Ну почему ты молчишь?

— Случилось, — согласно кивнул Володин.

— Что? Плохое?

Володин подумал и ответил:

— Скорее, нет.

— Значит, хорошее?

Она достала рюмку, бутылку, закуску из холодильника… Володин налил полную рюмку, вбросил в себя водку и, не закусывая, налил еще.

— Ну говори, не томи!

— Может, и хорошее, — сказал Володин, проглотив содержимое следующей рюмки и закусывая хрустящим огурчиком. — Просто у нас с тобой теперь начинается новая жизнь…

— Это как? Что ты имеешь в виду?

— Апарина застрелили…