Ровно в пять минут девятого Гордеев уже сидел в кабинете Александра Борисовича Турецкого в Генеральной прокуратуре. Тот, как всегда, был бодр, подтянут и готов к подвигам.

— Ну вот, Юра, такие дела, — начал Турецкий.

— Какие это «такие»? — отреагировал Гордеев, который хотя и проснулся, но все-таки еще не совсем.

— Сложные, сложные… — покачал головой Турецкий. — Чай будешь?

Гордеев кивнул. Турецкий включил электрочайник, который тотчас весело загудел.

— Ну так что там с Володиным?

— Как я уже говорил, убили Константина Апарина, который должен был встретиться со следователем Володиным.

— Это я уже знаю, — недовольно произнес Гордеев, — давай по существу.

— Хорошо, по существу, — кивнул Александр Борисович. — Итак, они договорились встретиться в девять вечера на Пушкинской набережной.

— Это ведь в районе парка культуры?

— Да.

— Местечко в такое время не слишком оживленное, — заметил Гордеев.

— И тут соглашусь. Более того, там по вечерам совсем мало народу.

— А темнеет сейчас рано…

— Да. Местечко — подарок киллеру. С одной стороны река, с другой — горка, покрытая кустами… Машины проезжают раз в полчаса.

— А Володин-то тут при чем?

— Но ведь Апарин приехал туда именно для того, чтобы встретиться с Володиным.

— Ну и что? Ясно, что они хотели обсудить что-то подальше от чужих глаз. Мало ли какие у них есть общие дела? — пожал плечами Гордеев. — Что тут удивительного?

— Возможно, возможно, — с сомнением в голосе произнес Турецкий.

Гордеев внимательно посмотрел на своего бывшего шефа. Тот сидел за своим столом, и глаза у него сверкали как у собаки, взявшей след. Гордеев достаточно давно знал Александра Борисовича Турецкого, для того чтобы разбираться в его мыслях. И вот сейчас Гордееву показалось, что Турецкий догадывается о чем-то очень важном. О чем пока что молчит. До поры до времени. Александр Борисович любил интриговать. Следовало просто терпеливо дослушать его до конца.

— Кстати, — поинтересовался Гордеев, — а откуда ты это все знаешь? Откуда такая оперативность? Убийство совершено всего двенадцать часов назад…

— Хм… — фыркнул Турецкий, — ты что, забыл, кем я работаю?

— Нет…

— На всякий случай напоминаю — следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. По особо важным, понимаешь?

— Понимаю, понимаю… — слабо отреагировал Гордеев. — И что?

— А как, по-твоему, убийство начальника столичного РУБОПа — это не важно? И даже не особо важно?

— Важно, важно, — успокоил Турецкого Гордеев.

— Ну вот. А чего тогда спрашиваешь?

— Так-так, — догадался Гордеев, — я, кажется, теперь действительно понимаю… Ты хочешь сказать, что именно тебе поручили расследование этого убийства?

— Конечно, — без особого энтузиазма ответил Александр Борисович, — кому же еще поручат такую гадость? Стопроцентный висяк. Ты же сам знаешь, Юра, у нас важняков как грязи, а Турецкий у них затычка для всех дырок!

И он погрозил кулаком в сторону непонятных личностей, которые норовили заткнуть следователем Турецким все дыры…

— Ну почему же? — попытался успокоить его Гордеев. — Нормальное дело. Перспективное…

— Ни фига себе «нормальное»! Интересно, какие ты перспективы увидел? И где? — возмутился Турецкий. — Это же типичная заказуха. А тебе известна статистика раскрываемости заказных убийств?

— Не слишком… Но думаю, очень невысокая.

— Ну так вот, скажу тебе как бывшему сослуживцу — раскрываемость неудержимо стремится к нулю. Почти нулевая раскрываемость!

Чайник закипел, и через минуту Александр Борисович поставил перед Гордеевым чашку дымящегося ароматного чая.

— Позавтракать ты наверняка не успел?

— Ничего страшного, — заверил его Гордеев, отхлебывая из чашки, — лучше скажи, чем тебе это дело не нравится?

— А тем, что дело об убийстве Константина Апарина почти стопроцентный висяк. Ты что, не понимаешь? У меня что, мало забот помимо этого Апарина? Да у меня дел по горло! И даже больше! Главное, начальство это понимает еще лучше меня. И все равно…

— Ну, Александр Борисович, все равно вы не можете похвастаться, что у вас много висяков, — вставил Гордеев.

— Это верно, — чуть успокоился Турецкий, — но все равно, не понимаю, почему как заведомо безнадежное дело, так сразу Турецкий?

— Потому что начальство знает, что вы способны раскрыть самое сложное преступление, — решил польстить ему Гордеев. — У тебя же висяков наверняка раз-два и обчелся. Если они вообще есть.

— А вот этого я не люблю, Юра, — погрозил ему пальцем Турецкий, — должен бы уже понять, что я невосприимчив к лести…

— Это чистая правда, а не лесть!

— Ну, если разобраться, выходит, что ты прав, — сказал, подумав, Александр Борисович. — Но это их не оправдывает. Просто знают, что Турецкий в лепешку расшибется, а дело раскроет. Вот и пользуются…

— Ну скажи, есть у тебя висяки?

— Ну, нет… — засопел Турецкий.

— А чего жалуешься? Заведи полтора десятка висяков, тогда, может быть, и разгрузишься. Начальство посмотрит на уровень раскрываемости и будет сложные дела поручать кому-то другому.

— А это мысль, — радостно подтвердил Турецкий, — надо будет так и сделать. С сегодняшнего дня начинаю плодить висяки. Пожалуй, начнем с дела об убийстве Апарина. Все следственные действия прекращаем, идем домой, спать. Ты свободен, Юра…

— Ну уж нет, — весело отреагировал Гордеев. — За то, что ты меня разбудил ни свет ни заря, да еще заставил тащиться в прокуратуру, тебе придется отложить этот замечательный план. На неопределенное время.

— Ну вот, — притворно расстроился Турецкий, — опять не получается… Всегда так…

— Вот именно. Так что не надо жаловаться, давай ближе к делу.

— Да, — потер виски Турецкий, — ты прав. Хватит болтать. Тем более нам нельзя терять времени.

— Почему?

— Я же тебе сказал — события могут развиваться, и не так как нам бы хотелось. И вообще — неужели ты думаешь, что я вытащил тебя из постели напрасно?

— Надеюсь, что нет, Александр Борисович, — рассмеялся Гордеев, потирая глаза.

— И правильно… Итак, к делу. Как ты знаешь, Володина и Апарина связывали какие-то общие дела. И вот Апарина убивают в тот самый момент, когда они намеревались встретиться.

— Ну и что?

— Это очень важный момент. Все дело в том, что Володина тоже хотели убить. И выпустили в него как минимум шесть пуль из пистолета с глушителем. Заметь, в самого Апарина выпустили всего две пули. Тебе это ни о чем не говорит?