В нем уже давно не жил тот растерянный, четырнадцатилетний, не знающий жизни пацан, но чувства, которые он сейчас испытывал, были сродни тем самым, давно забытым. Это было так удивительно, что просто голова взрывалась, и он пытался собрать воедино осколки самого себя, чтобы снова стать взрослым, уставшим от жизни, чуть циничным и совершенно не романтичным мужиком, приближающимся к сорокапятилетнему рубежу.

— Ты абсолютно не романтичен, ты просто мужлан! — говорила ему Тома на протяжении всей их семейной жизни, и он вдруг подумал, что если бы Тома узнала, что он в состоянии встать в шесть утра, чтобы приехать к открытию цветочного салона за сорок километров от дома, чтобы купить сирень в феврале, то упала бы в обморок. Тот Воронов, за которым она восемнадцать лет была замужем, на это был совершенно точно не способен.

В отличие от отца. Мама до конца своих дней бережно хранила все его маленькие подарки. Засушенные букетики фиалок, любовные записки и открыточки, сделанные своими руками, коробки из-под конфет, в которые она складывала украшения. Полковник милиции Александр Воронов, несмотря на весь свой героизм и доблесть, был очень романтичным и нежно любящим свою жену человеком. Отец погиб, когда Дмитрию было всего восемь лет, и до этого момента сын никогда даже не задумывался, насколько, оказывается, на него похож.

Все эти мечущиеся в голове мысли совсем не мешали и не отвлекали от главного. Его сознание как будто раздвоилось. В одной его части текли все мысли, связанные с отцом, мамой, бывшей женой, а другая целиком и полностью принадлежала лежащей рядом с ним женщине, которую он завоевывал, как герой чужую территорию, познавал, как первооткрыватель неведомую землю, постигал, как начинающий ученый непонятную науку.

Его губы, руки, ноги, живот и другие положенные части тела участвовали в этом увлекательном процессе, открывая новые и новые восхитительные впадинки и ложбинки. При каждом новом открытии он то стонал, то рычал от восторга, потому что она оказывалась прекрасна снова и снова, и тоже стонала под его руками, губами и языком.

Ему нравилось, что она не ведет себя как завоеватель. Перед ним была покоряющаяся мужчине слабая податливая женщина, не бросающаяся под танк, не врывающаяся в горящую избу и не стремящаяся остановить коня на скаку. Самостоятельная, твердо стоящая на ногах, жесткая бизнесвумен Любовь Молодцова в постели оказалась пылкой, нежной девушкой, не пытающейся корчить из себя женщину-вамп. Ее нежность и податливость возбуждали неимоверно.

В какой-то момент были позабыты и навсегда выброшены из памяти унылые гимнастические упражнения, которые он совершал в постели с Томой, при условии, конечно, что ему удавалось ее сначала уговорить, а потом преодолеть некоторое чисто физическое сопротивление. Безвозвратно ушли в прошлое проститутки, которых он заказывал, чтобы не помереть от спермотоксикоза в последние пять лет своей безрадостной жизни. Не осталось никого и ничего, кроме Лельки. Осколки в голове в очередной раз с оглушительным треском разлетелись, разметав содержимое черепной коробки во все стороны, и быстро-быстро собрались вместе, как металлические опилки, притянутые мощным магнитом.

Откинувшись на подушки после этого мощного взрыва, Дмитрий вдруг почувствовал себя совершенно цельным существом с ясным сознанием и единственной мыслью: только что у него началась новая жизнь.

Основа этой жизни села рядом с ним в кровати и начала закручивать в тугой узел рассыпавшиеся по плечам волосы, собирая по постели разбросанные шпильки.

— А ты почему такую прическу носишь? — спросил он.

— А тебе что, не нравится? — Рука со шпилькой застыла в воздухе.

— Мне очень нравится. Именно такой низкий узел всегда носила моя мама. И для меня такая прическа — идеал женственности. Терпеть не могу ни короткие стрижки, ни уродские каре. У женщины должны быть длинные волосы. Но когда они распущены, мне тоже не нравится. А ты ведь парикмахер, причем уникальный, а сама ходишь с такой простой прической. Почему?

— Да потому и хожу, что мастер хороший, — усмехнулась она. — Я же не могу стричь сама себя, а когда доверяю свою голову кому-нибудь другому, то всегда недовольна результатом. Пару раз пробовала — и зареклась. Вот и выбрала такой вариант, потому что при нем меня никто не может изуродовать.

— Это просто великолепно! — искренне восхитился он. — Мы сегодня обязательно еще раз тебя растреплем, а потом снова причешем, ладно?

— Сколько угодно, — легко согласилась она и немного застеснялась этой легкости. — Митя, у меня такое чувство, что я тебя знаю тысячу лет. Что я с тобой вместе родилась и выросла, и ты всегда был в моей жизни. Даже когда тебя не было. Я непонятно говорю, да?

— Очень понятно. — Он притянул ее к себе. — Леля, я тебя люблю. Правда.

— Я тоже тебя люблю. — Голос ее чуть дрогнул. — Я даже не представляю, как жила без тебя все это время. Меня удивляет, какой пустой и бессмысленной была моя жизнь, а я этого даже не понимала.

— Открыть шампанское? — предложил он. — Я могу сюда принести, чтобы тебе не спускаться.

— Потом. — Она томно посмотрела на него и неприлично облизнула губы. От этого жеста у него снова слегка что-то сдвинулось в голове. — Иди ко мне, любимый мой. Не надо сейчас ничего больше.

«И они посидели еще немного, и еще немного, и еще немного»… Эта фраза из «Приключений Винни Пуха» вертелась в голове у Дмитрия, когда он, совсем обессиленный, откинулся на пуховые подушки широкой и удобной Лелькиной кровати. Знатная была кровать, что и говорить, и ему было приятно думать, что отныне, присно и во веки веков он будет проводить на ней довольно значительную часть своей жизни.

Лелька принесла снизу бутылку шампанского и голубику, включила какой-то дурацкий любовный фильм по телевизору, и они оба расслабленно смотрели телевизор, не понимая, впрочем, ни слова из того, что там говорилось.

— Даже не верится, что бывает так хорошо, — сказала Лелька. — То есть я, конечно, в книжках читала и в фильмах видела про холодное шампанское после секса и все такое. Но мне даже в голову не приходило, что на практике это так здорово.

— Здорово, — согласился Дмитрий, зарывшись носом в ее распущенные волосы. — Леля, как же так получилось, что мы с тобой так идеально подходим друг другу? И почему мы не встретились раньше?

— Я тоже про это думаю, — призналась Лелька. — Я ведь замуж выскочила только потому, что мама умерла и мне совсем невмоготу одной оставаться было. А потом… Столько времени понапрасну потеряно.

— А я женился, потому что надо было жениться. Маме очень хотелось внуков, а Тамаре очень хотелось штамп в паспорте, и я сделал ей предложение, хотя прекрасно понимал, что не люблю ее. За что и поплатился. Нельзя создавать семью без любви.

— Нельзя, — согласилась Лелька. — Мне всегда казалось, что мы с мамой несчастливые просто. Ну, что-то типа семейного проклятия. Еще радовалась, что оно передается по женской линии, а у меня мальчик. А может, и нет никакого проклятия? И надо было просто встретить своего человека?