Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Джим сокращенно от Джеймса! — продемонстрировал свои знания ребенок.
— Если хочешь, зови меня Джимом! — Уингейт открыл блокнот с наброском Виневы Этлукан, на котором она попыталась изобразить убийцу отца. — Посмотри!
— Ой, какой непонятный рисунок! — засмеялась Роуз. — Сидите и никуда пока не уходите! — Она спрыгнула с дивана и помчалась в свою комнату на втором этаже.
— С тех пор у нее прекратились приступы с судорогами… с тех пор как здесь побывал тот человек. — Терри растерянно развела руками. — У нее бывало по десять — двенадцать приступов за день, а с того воскресного утра уже прошла целая неделя…
— Это же замечательно! — порадовалась за нее Хейзел.
— Даже не представляете, до какой степени!
— Вы обе не знаете, что этот человек делал с Роуз тем утром?
— Он попросил нас выйти из комнаты и оставить их наедине. Да, еще попросил кипяток…
— Горячую воду, а не кипяток! — произнесла Грейс, будто обращаясь к невидимому человеку, находившемуся в комнате.
— Он закрыл дверь, оставшись с девочкой наедине. Мы слышали, как они разговаривали. Роуз в какой-то момент заговорила об эльфах. Что они делали на самом деле, я не знаю. Он вышел из комнаты через сорок минут и распрощался с нами, а она спокойно спала в кроватке. Роуз не просыпалась в течение девяти часов! Когда же проснулась, ей стало очень плохо.
— Ее рвало почти полтора дня! — закричала Грейс, возвращаясь к действительности.
Хейзел поняла, что та находится на грани нервного срыва.
— Это нормально! — попыталась она ее успокоить.
— Нет! Не нормально! — кричала Грейс. — Мы думали, она умирает. У нее поднялась температура, сорок два градуса! После такого не выживают! И я сама привела мерзавца в дом! — Округлившимися от ужаса глазами она посмотрела на сестру. — Он хотел ее убить!
— Грейс!
— Он мог нас всех убить! — Судорожно рыдая, она закрыла лицо руками. Уингейт поднялся с дивана, чтобы помочь Грейс, и усадил ее на стул. — Я привела в дом убийцу!
— Люди, ну как вы любите устраивать истерики по пустякам! — сказала спускающаяся по лестнице Роуз. Она держала в руках альбом. — Клянусь, он добрый человек, только одевается смешно. — Девочка подошла к тетушке, отняла ее руки от лица и уселась к ней на колени. — Хватит плакать, — попросила она тихим голосом. Потом протянула альбом Уингейту и предложила: — Джим, взгляни на это, если хочешь.
Уингейт присел рядом с Хейзел и открыл альбом.
— У нее с рождения талант к рисованию! — с гордостью сообщила Терри.
Детективы перелистывали страницы альбома. Роуз изобразила гостя в разных позах. Наброски были мастерскими: сначала она сделала рисунок карандашом, а потом раскрасила акварелью.
— Это он? — спросила Грейс.
— Да! Он! — воскликнул Уингейт. — Вне всякого сомнения!
Перед полицейскими лежали портреты одного и того же человека! На наброске мисс Этлукан из-за размытых нечетких линий высокий худой мужчина больше походил на призрак — ведь Винева видела его издалека. На рисунках Роуз призрак ожил и приобрел сходство с живым человеком. Вот он стоит в дверях комнаты. Фигура с длинными руками, в длинном черном пальто. А вот склонился над кроватью, держа в руках какое-то растение.
— Это омела! — объяснила Роуз.
Хейзел провела рукой по рисунку и с тревогой в голосе спросила:
— Он целовал тебя?
— Нет — ответила девочка. — И вообще, это глупый обычай целоваться под таким величественным растением! Ему поклонялись друды!
— Кто-кто?
— Наверное, ты имела в виду друидов, — поправил ребенка Уингейт.
— Нет, друды! — настаивала Роуз.
— Тебе о них рассказал доктор?
— Он меня напоил чаем из омелы. Потом меня вывернуло. — Роуз открыла следующую страницу альбома. На ней было нарисовано крупным планом лицо мужчины: глубоко посаженные глаза, похожие на маленькие черные бусинки. На лбу и щеках проведены странные линии.
— Он выглядел именно так?
Помахав руками в разные стороны над рисунком, девочка пояснила:
— Это морщины! — Потом махнула вверх и вниз: — А это пар от чая в кружке, которую он держит!
— Роуз, можно мы заберем рисунок? На время?
— Нет!
— Милая, рисунок нужен детективам, чтобы раскрыть очень серьезное преступление! — объяснила ей мать.
— Нет, Терри! Они не заберут мой альбом, мой самый любимый и драгоценный альбомчик!
— Хорошо-хорошо! — успокоила ее Хейзел. — Тогда сделай для нас новый рисунок! Нарисуй лицо человека, который помог тебе выздороветь! Сможешь?
Роуз голодным взглядом посмотрела на поднос с сандвичами. Хейзел сразу поняла, в чем дело, и, взяв поднос в руки, протянула его девочке. Та мигом схватила два сандвича.
— Мне понадобится примерно четырнадцать минут, — заявила она. — Вы располагаете таким временем?
Хейзел не удержалась и громко рассмеялась:
— Малышка, мы готовы ждать целый день!
— Тогда я пойду и начну рисовать, хорошо? — серьезным тоном продолжила Роуз.
— Какая же ты прелестная девочка:
Роуз кокетливо присела в реверансе, пропела в ответ «Спасибо!» и убежала к себе в комнату. Четверо изумленных взрослых молча проводили ее взглядом.
— Никогда не пожалею, что тот человек пришел в наш дом. Видит Бог, я и правда нисколько не раскаиваюсь! — нарушила молчание Терри.
— Понимаю вас, — откликнулась Хейзел. — А где отец девочки?
— Он давно нас оставил.
— Умер?
Глаза Терри Баттен сердито сощурились.
— Пока только для нас! А жаль!
Назад возвращались на предельной скорости, разрезая темноту воем сирены и разноцветными огнями мигалок. Рисунок Роуз лежал на коленях Уингейта, и Джеймс никак не мог отвести от него глаз, всматриваясь в каждую черточку. Девочка изобразила своего спасителя во весь рост: ноги чуть расставлены, руки по швам, черное пальто, высокий воротник-стойка, а над ним бледное, испещренное морщинами лицо убийцы. На лице — выражение приветливого радушия, будто в ожидании ответа на заданный вежливый вопрос. Пожалуй, такого человека не назовешь опасным. Уингейт провел пальцем по нарисованному пальто и заметил пятнышко на уровне сердца Усыпителя.
— Вы замечали что-нибудь подобное на других рисунках Роуз?
Хейзел бросила быстрый взгляд на рисунок, пытаясь рассмотреть замеченную молодым детективом особенность.
— Что там?
— На черном пальто два белых штриха, словно капельки. Я, честно говоря, не сразу обратил на них внимание. Уж не слезы ли это?