Битва за Северную Африку началась 10 июня 1940 года и все еще продолжалась, когда в январе 1943 года завершилась конференция в Касабланке. Самыми заметными событиями между этими двумя датами были высадки союзников 8 ноября 1942 года. В Алжире солдаты прыгали с десантного корабля в море щелкающих фотоаппаратов и дружелюбных лиц. В Марокко и Оране вишистские французские подразделения яростно сопротивлялись до 10 декабря, пока адмирал Дарлан (которого убили через несколько недель) не вмешался и не заключил мирное соглашение с союзниками. Примерно в это же время судьба и армия Соединенных Штатов начали распределять солдат. Те, кому повезло, проводили зимние дни, разгружая грузы, тренируясь и маршируя, а по ночам развлекались горячительными напитками, азартными играми и обсуждением достоинств ночной жизни в Северной Африке.

Большинство солдат мечтали попасть по распределению в Алжир. В местных кафе было полно симпатичных француженок, а улицы патрулировали дружелюбные джентльмены, которые могли найти для солдата практически все, что угодно, по разумной цене. Город также был домом для таких известных личностей, как американо-французская танцовщица и певица Жозефина Бейкер, недавно изгнанная из Вишистской Франции, и Пьер Этьен Фланден, бывший министр торговли Франции, который до войны был другом Гитлера по переписке.

Те, кому повезло меньше, отправились в Тунис.

На довоенных туристических плакатах Тунис рекламировали как страну с мягкими зимами, но британский военный корреспондент Алан Мурхед, дрожавший зимой 1942/43 года на холмах Туниса, не нашел этому никаких подтверждений. Дождь часто лил несколько дней подряд, и это не было похоже на что-либо, с чем Мурхед сталкивался ранее. Это, как писал Мурхед, были «дикие проливные африканские дожди, холодные, как змеиная кожа», такие обильные, что после них оставалась густая, липкая, бездонная африканская грязь, в которой было трудно хоронить мертвых, а живые ходили насквозь мокрыми и дрожали от зимнего холода «днем и ночью».

Единственным положительным моментом тунисской зимы было то, что она уравняла всех. Все чины страдали одинаково. Бригадный генерал Теодор Рузвельт-младший, сын бывшего президента и двоюродный брат нынешнего, жаловался в своем дневнике: «Все еще очень холодно. …Наши военные из-за своей тупости считали Африку тропической страной и не были готовы к такому». Нехватка очков, пулеметов и запасных частей для джипов и танков, а также отсутствие горячей еды еще больше усугубили бедствия тунисской зимы. Моральный дух падал, и боеспособность американской армии вызывала все больше сомнений. Маршалл, который редко повышал голос, вернулся из очередной поездки на фронт настолько расстроенным, что кричал своим подчиненным: «Больше никаких проклятых ряженых ковбоев!» А Эйзенхауэру еще предстояло завоевать полное доверие своего президента. «Пока для этого нет никаких причин», – ответил Рузвельт, когда Маршалл предложил повысить Айка в звании.

В феврале, на несколько недель раньше британцев, в Тунис прибыл Роммель, в чьем распоряжении были современные немецкие танки и боевые самолеты, а также больше дюжины отборных дивизий и бригад немецкой армии. Гитлер знал, что Северную Африку нельзя удерживать бесконечно, но если она сможет продержаться еще семь или восемь месяцев, то логистические проблемы, вызванные задержкой, сделают вторжение союзников через пролив в 1943 году невозможным, и это поможет выиграть время, чтобы укрепить позиции Германии на Востоке. По прибытии в Тунис взгляд Роммеля упал на Кассерин, трехкилометровый перевал в Дорсальских горах на пути к главной цели Роммеля – столице Туниса. Перевал и его окрестности охранял 2-й американский корпус, плохо обученное подразделение под командованием генерала Ллойда Фредендалля, который имел заслуженную репутацию дрессировщика и выглядел как американский военный со страниц журнала «Лайф». Он был слегка тучным, но знал, как спрятать живот от камер, которые, казалось, всегда ловили его, когда он смотрел вдаль, словно обдумывая новый блестящий план битвы. Маршалл, чье мнение о генерале было положительным, хотя и не безошибочным, называл Фредендалля одним из лучших. Эйзенхауэр был согласен с этим. «Я благословляю тот день, когда вы послали мне Фредендалля», – сказал он Маршаллу. Как оказалось, Роммель тоже.

У стиля командования Фредендалля были два возможных объяснения. Либо он был настолько уверен в своем авторитете, что ему не приходило в голову, что его войска могут ему не доверять, либо, наоборот, он был настолько обеспокоен собственной безопасностью, что не заботился о том, что думают другие. Можно с уверенностью сказать, что ни один другой высокопоставленный офицер союзников в Тунисе не приложил столько усилий для собственной защиты. «Счастливая долина», кодовое название командного центра Фредендалля, располагалась в 110 километрах от фронта и имела бомбоубежище, строительством которого инженерный батальон занимался целый месяц. Его окружали зенитные орудия. Среди солдат Фредендалля было популярно несколько других названий «Счастливой долины», в частности «Последнее прибежище Ллойда» и «Шангри-Ла, в миллионе миль от любого места».

К началу февраля генералу Орландо Уорду, одному из подчиненных Фредендалля, стало ясно, что немцы готовятся к атаке. На встрече 13 февраля он предупредил своего командира, что оборонительные позиции на вершине холма, на которых он рассчитывал обороняться при атаке немцев, расположены слишком далеко друг от друга. «Нам необходимо собрать все силы в кулак», – сказал Уорд. Это был хороший, но запоздалый совет.

На следующее утро первые легкие немецкие танки пронеслись по тунисской равнине и застали американский пехотный отряд за утренним омовением. Через несколько мгновений все члены отряда были либо мертвы, либо взяты в плен, а радио, предназначенное для оповещения «Счастливой долины» о маневрах врага, стало собственностью немецкого сержанта. Через несколько минут в командный центр начали поступать сообщения. Американское танковое подразделение было уничтожено взрывом, настолько громким, что один ошеломленный выживший сравнил его со «звуком, который был бы слышен, если бы половина заводов Круппа внезапно взорвалась и вылетела из долины Рура». Худший момент наступил в середине дня, когда американские части, ожидающие на холмах своей очереди атаковать, с ужасом наблюдали, как танки уничтожают их товарищей на равнинах.

Из девятисот человек, встретивших рассвет на холме, до вечера дожили не более трехсот. Началась паника. Люди все бросали и бежали не останавливаясь до перевала Кассерин, мрачного пространства безлесных холмов и извилистых дорог в 80 километрах от того места, где американская пехотная эскадрилья попала в засаду 14 февраля. Казалось, Роммель, несколько месяцев игравший в прятки с 8-й британской армией, снова был на коне, но жестокие бои 21 и 22 февраля поставили под сомнение перспективы его успеха. Днем 21 февраля, после нескольких дней унизительного отступления, американцы предприняли контратаку и при поддержке артиллерии и танков остановили объединенные немецко-итальянские силы из сорока танков и пехоты в шести километрах от их цели.

Предчувствуя долгий день, утром 22 февраля смерть встала пораньше. Британцы, сильно потрепанные накануне, чувствовали себя особенно уязвимыми, но помощь была на подходе. Накануне вечером генерал-лейтенант Стаффорд Лерой Ирвин, тихий вирджинец с репутацией опытного артиллериста, прибыл в британский сектор с отрядом из 2200 человек. Не имея оборудования, необходимого для наведения снарядов на цель, Ирвин импровизировал. Он наметил пятикилометровую дугу и начал обстреливать ее из орудий. Это была примитивная тактика, но она сработала.