курятника, примешиваясь к общему зловонию, парализовал меня и принуждал дышать скупо, понемножку: я опасался, что эти едкие, отдающие мочой испарения пропитают мои легкие и отравят их.

Я прозябал здесь со дня своего ареста. Когда я тут очутился, дневной свет позволил мне разглядеть моих сокамерников, стайку неподвижно висящих нетопырей-карликов, уцепившихся лапками за балку. А в сумерках они просочились через слуховое окошко на волю и взлетели в небо. Я остался один.

У меня не было ни малейшего сомнения относительно моих похитителей: они исполняли приказания Кубабы. Они меня связали, доволокли до казармы поблизости от дворца, втолкнули в подземелье с лабиринтом застенков и бросили в эту камеру. Я много раз выкликал Маэля, Саула и Роко. Никакого ответа. Поразительно: я был единственным заключенным.

Внезапно под низким сводчатым потолком раздался шум. Голоса, шаги. Я прильнул к выходящей в коридор бронзовой решетке. Там двигались четыре тени, в руках у двоих были факелы. Процессия остановилась перед моей дверью, и я обнаружил, что шествие возглавляет пятая фигура – сама царица Кубаба, чья тень была такой короткой, что я ее не заметил.

– А вот это мне не нравится! – воскликнула она. – Нет-нет, совсем не нравится. Загнать целителя, знатока своего дела, в подобную дыру, клоаку, которая воняет сильнее, чем поле боя назавтра после поражения. От этого у меня щемит сердце. Скажи, дорогуша, зачем же ты сбежал?

Она прижалась морщинистым лицом к прутьям решетки и обвела меня пристальным взглядом своих крошечных и холодных как камень глазок. Я возмутился:

– Не изображай наивность или удивление, Кубаба. Ты предвидела мое бегство и не только арестовала моих близких: твои наемники караулили меня.

– Ай-ай-ай, к чему ты меня принуждаешь! Думаешь, мне нравится играть в злодейку, похищать детей, вроде того малыша… того… как его зовут?

– Маэль.

– Превосходный мальчик, уже читает и пишет.

Это ее замечание показало мне, как деятельно ее люди шпионили за мной во время моего пребывания в Кише; они знали все, вплоть до моей личной жизни.

– Что тебя с ним связывает? – продолжала она.

– Я вырвал его у смерти, сделав операцию.

– И что?

– Я чувствую за него ответственность.

– На самом деле ты ведешь себя точно как я: заботишься о человеке, которого мало знаешь; я бьюсь за подданных, которых в глаза не видела и которых, возможно, возненавидела бы, будь я с ними знакома.

– Ты служишь им, они служат тебе.

Она отвернулась и задумалась:

– Вот отца мальчонки я бы могла похитить, для себя, исключительно для себя, потому что он напоминает мне моего дорогого мужа – да спасет Забаба его душу, – впрочем, Хуннуве это не понравилось бы. Вдобавок в мои годы страсти следует сдерживать. Одно неловкое движение – и этот здоровяк раздавил бы меня.

Представив себе эту сцену, царица безмятежно рассмеялась. Я резко прервал ее:

– Где они?

– В надежном месте. Ждут тебя. – Она остановила на мне жесткий взгляд. – Уговор прост – ты подчиняешься мне, ты под охраной моих людей возвращаешься в Бавель, ты оказываешь свои услуги чудовищу. И тотчас получаешь мальчишку и его отца.

– И собаку.

Она покачала головой:

– Собаку нет.

Я испугался худшего. В Стране Кротких вод животными завладевали как имуществом, а не как живыми существами. Их или убивали, или эксплуатировали, но не приручали.

– Что ты сделала с Роко?

Она улыбнулась, как улыбается нежная мать своему дитяти:

– Он спит наверху, дорогуша. Он будет сопровождать тебя в Бавель. Что тебя с ним связывает?

– Это мой пес…

– Мм… снова тайны…

Уголки ее губ приподнялись, как у волка, который скалится на добычу.

– Полагаю, ты считаешь меня жестокосердной, я права?

– На этот счет у меня пока нет определенного мнения. Ты приводишь меня в замешательство.

– Какой прелестный комплимент! Дорогуша, как ты нашел меня сегодня во время торжественной церемонии, перед этим монстром?

– Испуганной и бесстрашной. Человечной и бесчеловечной.

– Это я-то бесчеловечная? Я спасла свой народ.

– Ты совершила бесчеловечный поступок, когда заставила Нимрода отравить одного из его телохранителей…

Ее презрительная мина доказывала, что она не принимает моего упрека.

– Ах это? Он этого хотел.

– Ты говоришь о Нимроде? А я имел в виду телохранителя.

Она оторопело смотрела на меня. Для нее, как и для всех жителей этих краев, люди ничего не стоили.

– Да ладно, дорогуша, что такое охранник?

– Охранник – это человек, как и остальные.

– Нет! Все мы разные.

– В ваших городах. Но не в природе.

– В природе существа тоже не одинаковы. Есть высшие и низшие, сильные и слабые, властители и подданные. Откуда ты такой взялся, мой бедный дружок?

– Я действую и мыслю как целитель.

Она пробурчала:

– Профессиональная деформация! Если одна жизнь и равна другой, это вовсе не означает, что все люди одинаково ценны. Умри я нынче утром, изменилась бы участь двадцати тысяч человек. А смерть охранника ничего не изменила.

Сочтя спор законченным, она замурлыкала какую-то песенку. Я вцепился в прутья решетки и стал умолять:

– Ты пренебрегла моим возражением, Кубаба: Нимрод не должен узнать, что я жив.

– Ах да… Обожаю эту историю.

– Я ее тебе не рассказывал!

– Да, но я ее обожаю.

– Я никогда не расскажу ее тебе.

Она умолкла, взвешивая за и против, затем вперила в меня враждебный взгляд:

– Что тебя с ним связывает?

– Для меня самое главное – это как раз не быть с ним связанным ничем.

– Думаешь, я не обратила внимания на ваши пальцы?

Я забился в угол камеры. Эта подробность не ускользнула от острого взгляда царицы. Мы с Дереком имели отличительный наследственный признак: два сросшихся пальца, средний и безымянный.

Моя подавленность понравилась Кубабе.

– Я заметила этот странный кармашек еще во время нашей первой беседы. И задумалась. И поняла, что я, возможно, заполучила брата чудовища, а это ценный заложник. Твой отказ встретиться с ним подтвердил мои подозрения. Затем я поразмышляла о твоей враждебности по отношению к нему и сделала вывод, что передо мной два брата, но это братья-враги. Властитель Бавеля не предпримет ничего ради своего брата… Его брат не желает даже приблизиться к нему. Ну и семейка! Но разве не все семьи таковы? Нормальных я не знаю. Ладно, не важно. Ты непременная часть моей сделки. Он тебя ждет. Его рабы тебя ждут.

– Я не пойду в Бавель.

– Натам-Син, твое благоразумие сбережет нам время. Ты уступишь, я знаю. Уважай мой ум, как я уважаю твой. Я нуждаюсь в тебе, чтобы сохранить свое царство, ты нуждаешься во мне, чтобы вызволить своих товарищей. Вдобавок, как только ты обоснуешься в Бавеле, я