— Это вы, значит, чисто по-дружески спали с его женой? — усмехнулся капитан. — Оригинально, господин семейный адвокат.

— Кто вам сказал такую чушь? — взвился на стуле тот. — Это неправда, это все интриги, зависть, инсинуации неудачников! Мне все, все завидовали! Завидовали моему профессионализму, хватке, уму, молодости, наконец…

— Вы особо-то не напрягайтесь, господин адвокат. Нервные клетки не восстанавливаются, а они вам еще ой как пригодятся на зоне, — с иронией заметил следователь, швыряя на стол пачку фотографий.

— Что это? — брезгливо отодвинул тот внушительную стопку.

— А вы полюбуйтесь, весьма занятные снимки: и ракурс выдержан, и освещение не подвело.

Адвокат нехотя взял в руки один из них, увидел, что там запечатлено, и мгновенно побледнел. С усилием взяв себя в руки, он сморщился и заявил:

— Это фотомонтаж.

— Да нет, это не фотомонтаж, вот заключение экспертизы, в котором черным по белому написано, что снимки подлинные. А вот отчет частного детектива, которого нанял ваш друг, Ступин Кирилл Николаевич, чтобы он проследил за его супругой, — спокойно сообщил капитан.

— Мерзавец, импотент! — процедил Борис сквозь зубы. — Ну и что? — с вызовом спросил он. — А может, это любовь? Мы свободные люди, имеем полное право на высокие чувства!

— Имеете, имеете, кто бы спорил, — вздохнул капитан. — Только еще и совесть не помешало бы иметь. Ладно, рассказывайте подробно, что там и как у вас получилось с Анфисой Кучумовой, а дальше видно будет.

— А что получилось? Я и сам не знаю, как все вышло, — пожал плечами адвокат.

— А поконкретнее?

— Подъезжаю я, значит, к своему дому, выхожу из машины, а эта идиотка, как черт из преисподней, выскакивает и хватает меня за грудки. Я, говорит, все знаю, это ты убил Кирилла Николаевича, чтобы его деньги себе заграбастать. И если ты немедленно не явишься в милицию с повинной, то я сама в прокуратуру пойду и все о тебе и вдове расскажу. Вы представляете, дура какая?! А у самой глазищи, как у сумасшедшей кошки, горят, того и гляди, в лицо мне когтями вцепится. Ну, я ее и оттолкнул, отцепись, говорю, ненормальная. Она споткнулась и упала, и головой прямо о бордюр. Я, конечно, испугался до смерти, пульс щупаю, а его нет. Ну, думаю все, конец всему теперь пришел, и карьере, и… всей жизни, в общем. Потом меня осенило. Думаю, а что, если посадить ее в машину да отвезти отсюда подальше? Девушка молодая, симпатичная, вот и догулялась… Короче, так я и сделал, посадил ее в машину и поехал за город. Еду, еду, все никак места подходящего не вижу, так и доехал до самой Каширы, а там и…

— Выкинули ее из машины, — закончил за адвоката капитан.

— Ну, в общем-то, я не хотел, — замялся тот. — Так получилось.

— Не хотел, так получилось, — передразнил его следователь. — Я смотрю, у вас здорово получается именно то, чего вы не хотите! Ладно, на сегодня хватит, подпишите протокол допроса, здесь и вот здесь, — показал он.

— И я могу быть свободным? — с надеждой спросил молодой человек.

— Обязательно будете свободны, господин адвокат, только лет через семь-восемь.

— Мне так много дадут?! — округлил глаза тот.

— А что вы хотите? Две статьи: покушение на убийство и неоказание помощи пострадавшему. Вы же адвокат, уголовное право тоже изучали.

— Вы сказали, покушение на убийство? Так, значит, она не умерла? — с надеждой спросил адвокат.

— К счастью, не умерла, но девушка была в коме, и еще не известно, как это в дальнейшем отразится на ее здоровье.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Борис. — Тогда я буду настаивать не на покушении на убийство, а на тяжких телесных, по неосторожности, — радостно сообщил он о своем намерении. — А что касается Кирилла Ступина, то вам не удастся повесить на меня это ярмо! Насколько я знаю, он умер от сердечного приступа, и об этом имеется официальный документ. А если его действительно убили, то я здесь совершенно ни при чем. Да, я спал с его женой, но, как известно, этот процесс не предусматривает уголовную ответственность.

Капитан нажал кнопку вызова конвоира и, как только тот появился в дверях, устало бросил:

— Уведите.

— Вам не удастся повесить на меня смерть Ступина, — продолжал талдычить адвокат, идя к двери и поминутно останавливаясь. — У меня крепкие тылы, у меня связи, я не буду отвечать за то, чего не делал, так и запишите. Нет, вы запишите, запишите!

— Витя, да уведи ты его, наконец! — не выдержав, крикнул конвоиру капитан. — Надоел хуже горькой редьки.

Как только за арестованным закрылась дверь, он облегченно вздохнул и потер уставшие глаза.

— Так, Ступина Екатерина Кирилловна должна прийти через час, значит, я успею сходить в столовую, перекусить, — пробормотал он, бросив взгляд на часы. — Только вот придет ли она?

Девушка пришла вовремя. Она культурно постучала в дверь и спросила разрешения войти.

— Да-да, проходите, я вас жду, — ответил ей капитан.

Катя подошла к столу, положила перед следователем повестку и села на стул. Она спокойно смотрела на капитана, ожидая начала разговора.

— Ну, что ж, давайте познакомимся для начала, — приветливо улыбнулся тот. — Меня зовут Дмитрий Анатольевич.

— Меня Катя… Екатерина.

— Очень приятно, Екатерина. Давайте поговорим?

— Давайте, — пожала девушка плечами.

— Вы мне ничего не хотите рассказать?

— Что вас интересует?

— Все.

— Хорошо, как скажете.

— Слушаю вас.

— Вы уже наверняка догадались, что весь этот спектакль с гробом, с телефонными звонками разыграла я?

— Ну, в общих чертах, — согласился капитан. — Но хотелось бы услышать подробности. Зачем вы все это делали? Для чего?

— Я хотела отомстить матери за смерть своего отца! Это она довела его до сердечного приступа, и за это я решила довести ее до койки в сумасшедшем доме, — спокойно призналась Катя.

— Но почему?

— Потому что я поняла, что она никогда не любила его, а лишь использовала как машину для печатания денег.

— Катя, давайте все с самого начала и, если можно, подробно. От этого зависит ваша дальнейшая судьба: вас могут привлечь к уголовной ответственности, а мне не хотелось бы…

— Моя судьба исключительно в моих руках, и никакая уголовная ответственность мне грозить не может, — перебила девушка капитана. — И вы, Дмитрий Анатольевич, прекрасно об этом знаете. Но все равно, я вам все расскажу.

— Извольте. Я весь внимание.

— Только не перебивайте меня, ладно?

— Хорошо, не буду.

— Мы с папой были очень близки, у нас никогда не было секретов друг от друга, и то, что я узнала о своей матери после его смерти, повергло меня в шок! Папа никогда, ни единым словом не обмолвился о том, что мать неверна ему и что их благополучная семейная жизнь — всего лишь видимость для окружающих. Я знаю, что он любил ее. Я это чувствовала по тому, как он говорил о ней, как смотрел на нее, как ей улыбался. Она же всегда была холодна и сдержанна, у нее от природы жесткий характер. На меня она мало обращала внимания, занималась исключительно собственной персоной, а моим воспитанием с самого раннего детства ведали няньки, гувернантки и папа. Несмотря на свою беспросветную занятость, он умел выкроить для меня время, чтобы поговорить, поиграть, сходить со мной куда-нибудь. Я учусь в Англии, уже два года, и мне очень не хватало его тепла, участия и понимания. Мы с ним созванивались практически каждый день и болтали по тридцать-сорок минут. Когда мне сообщили, что его больше нет, я думала, что я умру! Я прилетела за два дня до похорон, и мне захотелось приехать в его компанию, чтобы посмотреть на его кабинет, на стол, за которым он сидел, на вещи, которые совсем недавно видел и он. В его кабинете стоит сейф, и я решила заглянуть в него. Нет, не ради чего-то меркантильного или корыстного, мне это ни к чему, отец обеспечил меня на всю оставшуюся жизнь. Просто захотела посмотреть, что он там хранил — вдруг оставил для меня какую-нибудь весточку? Я понимаю, это звучит по-детски, но тем не менее так и было. От тоски и безысходности я не знала, что делать, поэтому занимала себя всякой ерундой. Я подошла к его секретарше Анфисе, попросила у нее ключи от сейфа и вдруг увидела, как она испугалась. Меня это страшно заинтриговало, а она залепетала какую-то ерунду. Что вроде у нее нет никаких ключей, это не в ее компетенции и тому подобное. Я очень хорошо помню, мне папа говорил, что у секретарши всегда имелись запасные ключи и от кабинета, и от сейфа. Правда, они всегда лежали в небольшом специальном металлическом ящичке. Он был опечатан, но ключи были. Я не стала ее слушать дальше, а просто внаглую открыла стол и забрала этот ящичек. Недолго думая, я вскрыла пломбу и отомкнула сейф. И вот там я увидела то, что повергло меня в настоящий шок! В конверте лежали фотографии и отчет детектива о проделанной работе. Рядом с конвертом лежала большая толстая тетрадь, и, когда я ее открыла, поняла, что это дневник отца. Смешно, правда? Взрослый мужчина — и вдруг дневник, как у школьницы. Но мне не было смешно, я знала, что папа романтичный и сентиментальный человек с душой поэта. Казалось бы, как может серьезный бизнесмен, руководящий такой крупной компанией, быть романтиком, но тем не менее это именно так. Дневник я прочитала уже дома, закрывшись у себя в комнате и обливаясь слезами. Последняя запись была сделана в ту злополучную пятницу, и вот что там было написано: «Как же болит сердце, как будто в него впиваются тысячи иголок. И как же болит душа, она плачет кровавыми слезами. Я боготворил эту женщину, а она так подло предала меня! На следующей неделе подам на развод, и ничто меня не остановит — ни ее слезы, ни ее оправдания, я буду непреклонен в своем решении. Но это произойдет позже, а сегодня я уеду в свой загородный дом, чтобы не видеть ее. Хочу побыть один, совсем один, чтобы никто не мешал мне думать. Как мне сказать Катюше о своем решении? Впрочем, она уже взрослая девочка, она меня поймет».