* * *

Громкий стук в дверь вывел из чародейного сна. Первый миг, не обращая внимания на настойчивый призыв чьего-то кулака, Немира прислушивалась к себе. Легче не стало: сердце и душу рвало на части.

– Кто там? – спросила девица, не поднимаясь с ложа.

– Открой.

Кикимора.

– Не хочу никого видеть, – отрезала подопечная, перевернулась на другой бок и снова закрыла очи. Может, если сейчас опять попытаться заснуть, серая благодать вернется?

– Тебя хочет видеть ведьмарь.

– Ему лучше?

В висках застучало, дыхание участилось.

– Он здоров.

– Передай, что я не хочу его видеть, – девица упрямо не размыкала век, под которыми при одном лишь упоминании о Войтехе скопилось два океана слез.

– Открой, я тебе поесть принесла.

– Не хочу… Ничего не хочу.

– Что ж, как знаешь, – не стала настаивать старуха. Немира слушала, как замирают звуки ее шагов, и думала, что, возможно, совершила ошибку. Что, если она больше никогда не увидит Войтеха?..

Ну и Велес с ним! Пусть катится на все четыре стороны! А коли придется, то она до скончания веков не покинет этой спальни! Раз она ему не нужна, то и он ей незачем!

Сколько минуло времени, девица не ведала. Пролетел ли день, пробежал ли миг… Не осталось сил даже поглядеть в оконце, чтобы понять, куда переползло солнце и переползло ли… Но, несмотря на сомкнутые веки, сон больше не шел – и боль с новой силой набросилась на измученное сердце. Почему-то именно предательство Войтеха причиняло самое нестерпимое страдание. Воспоминания о смерти мамки и всего села после того варева, что дала Кикимора, будто снова притупились.

В дверь снова постучали, но как-то робко.

– Уходите, я не желаю никого видеть, – выдавила слова девица.

– Это я… Войтех, – раздался в ответ мучительно знакомый, до боли желанный и одновременно ненавистный хрип.

Немира резко села. В очах потемнело, закружилась голова. Страсти, малость утихомиренные слезой Макоши, всколыхнулись. Сердце бешено застучало. Тело внезапно налилось силой. Захотелось вскочить, скинуть затвор, оттолкнуть тяжелую деревянную преграду, что скрывала ведьмаря…

Но девица напомнила себе, что он не останется, не возьмет ее с собой. Она не нужна ему. Так надобно ли бередить сильнее свою и без того истерзанную душу?

– Немира, открой, – попросил мужчина. Девица подтянула колени к груди и плотно обхватила их руками. Будто сжавшись сама, она и свою любовь сдавит да сведет на нет. – Ты прости меня.

Калачик разжался – и Немира рванула к двери. Сейчас, вот сейчас она скинет этот запор, отворит дверь и обовьет его шею, да так сильно, что никто, ни он, ни даже великая Макошь, не сможет разомкнуть этих объятий. Тонкая кисть уже легла на засов…

– Я пришел попрощаться.

Рука замерла. Голова тяжело опустилась на дверь, единственную преграду, разделявшую их, всего-то в пять ногтей… но такую толстую, такую непрозрачную, такую холодную… Серые очи сомкнулись, а когда веки раскрылись, по щекам покатились крупные соленые горошины, оставляя длинные блестящие следы.

– Ты не выйдешь, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Войтех. – Я обидел тебя. Прости. Но иначе нельзя.

Немира вжалась в ненавистную деревяшку, сглатывая горькие молчаливые слезы, будто старалась просочиться через нее и дотронуться до любимого. Откуда ей было знать, что с другой стороны Войтех тоже примкнул к двери.

– Я вернусь. Обещаю тебе…

Недавние обиды и страдания разом испарились.

Послышался шорох, а затем звук шагов, спешно растворяющийся в молчании Лунного храма. Показалось, что дверь совсем обледенела. А уже в следующий миг Немиру заполонила готовность броситься следом ради одного объятия, ради одного касания, ради еще одного слова. Кисть резко оттянула засов, толкнула дверь. Тяжелая охранительница нехотя, с глуховатым скрипом распахнулась, словно не желала этой встречи. Но девица была куда упрямее какой-то деревяшки. Окрыленная стремлением, она бежала вниз по лестнице, перепрыгивала пролеты, грозясь всего одним неосторожным шагом лишиться жизни. Но разве это важно? Разве может быть вообще что-то важно, когда ОН уезжает? Немира почти летела, почти догнала…

Но заплутала.

Коридоры вдруг претворились в близнецов, неотличимых один от другого. Туда! Девица рванула влево, но наткнулась лишь на череду келий. Побежала обратно. Свернула направо, потом налево. И снова не то. Еще один тоннель – и опять тупик. Взгляд лихорадочно метался из стороны в сторону, шарил по каменным стенам, пытаясь сыскать хоть какую-то зацепку, памятный выступ или впадинку. Но как ни силилась память, так и не сумела выдать правильной дороги. Девица готова была впасть в отчаяние, когда на пути выросла Кикимора – суровый взгляд, руки уперлись в бока.

– Куда это ты?

– Попрощаться!

– Не велено, – всего одной ладонью Кикимора отвела девицу назад.

– Кем не велено? Я не пленница! Я гостья! Пусти!!!

Но ни стремление, ни кулаки, ни даже пинки не помогли прорваться через живую крепкую плоть, под стать окружавшему камню.

– Он уезжает, понимаешь?! Пусти меня!

– Поздно опомнилась. Вертайся к себе, – отрезала Кикимора.

– А через какие врата он уехал? – севшим голосом спросила Немира.

– Не все ли равно?

– Я не пойду за ним!

Кикимора сощурила очи, точно пыталась углядеть, не врет ли подопечная, но затем все-таки поведала:

– Через восточные.

– Они там? – девица указала пальцем вправо.

Старуха осторожно кивнула.

– Благодарствую!

Немира побежала по узкому каменному коридору. Кажется, именно он вел к башне.

– Стой! Ты же слово дала! – полетело вдогонку. Но девица и не подумала остановиться. Может, волхвицы сильны, но точно не так быстры, как она. И уж тем паче не эта старая волколачка!

Немира добралась до крученой лестницы и понеслась вверх с легкостью ветерка. Туда, откуда открывался вид на восточные врата. Пусть не ради объятий, пусть не ради касания, слова, но взгляда. Последнего взгляда на любимого.

Она почти не чувствовала, что легкие готовы плеваться кровью, что бок пронзила резкая боль. Взлетела на круглую площадку, подбежала к ее краю и перевесилась через невысокую низкую ограду. Взгляд подстреленной птицей запорхал по двору, по прилегающим к Лунному храму плешивым полям, скованным первыми морозами, неустанным волком принялся рыскать по оголенным лесам, неуютной чернотой обступившим горную гряду.

Где же ОН? Где? ОН не мог так быстро исчезнуть из виду!

Зацепив небо, что оделось в серые безликие тучи, взгляд вернулся во двор. И тут сердце остановилось, словно не было этих мгновений бешеного бега, словно не оно только что не справлялось с безудержным потоком кислорода… Серые очи, не мигая, взирали на статного мужчину, облаченного в меха, с мечом на поясе. Войтех!