Пульхерия тяжко вздохнула:

– Видать, решил, что принесет куда больше пользы людям будучи ведьмарем, нежели знахарем.

Какое-то время спутницы шли по коридору молча. Немира размышляла над выбором ведьмаря и укоренялась в собственном: не станет она волхвицей Великой богини. Чуждо ей смирение. Не по душе здешняя размеренная жизнь.

Вдруг чей-то горестный плач разбил повисшую тишину.

– Кто это?

– Так, девица одна, пришлая, – отмахнулась старуха.

Вероятно, подопечная и удовлетворилась бы ответом, да только плач не просто возобновился, а претворился в вой. Не звериный, нет. Так кричат люди, у которых случилась страшная утрата. Совсем недавно Немире хотелось так же выть самой.

– А что с ней? – обеспокоенно спросила девица, глядя на толстенную дверь. Плач исходил из-за нее.

– Лечиться она приехала, пошли, – отрезала волхвица и, выпустив локоток застывшей подопечной, сделала несколько шагов дальше по тоннелю.

– Лечиться, значит… – повторила Немира, разглядывая деревянную охранительницу, наверняка такую же «несговорчивую», как и в ее келье. Интересно, что ж это за хвороба такая, от которой так выть хочется? Уж не от разбитого ли сердца?

– И давно она тут?

Пульхерия обернулась:

– Что за интерес? Сразу опосля вас прибыла. Пойдем.

– А к ней можно?

– Зачем это? Ты ж не волхвица, помочь не сможешь… А праздное любопытство при себе держи.

Немира еще раз глянула на дверь и пошла за Пульхерией. Однако интерес уже пустил корни. И девица дала себе слово, что непременно все выяснит. И обязательно явится к хворой, но не пустое любопытство тешить, а помочь.

Пульхерия оказалась права – верховная волхвица искренне обрадовалась, узнав, что Немира отогнала печаль да решила за ум взяться. Девичье Посвящение решили провести через седмицу – время недолгое, но достаточное, чтобы все подготовить. Впрочем, в праздности девицу оставлять и не мыслили. Ружа обещала брату, что Немире будет чему научиться в Лунном храме, – самое время было приступить к исполнению данного слова.

Женщина не стала ни спорить, не переубеждать, когда узнала, что подопечная храма не собирается становиться волхвицей, только кивнула и чуть сощурила свои темные, точь-в-точь как у Войтеха, очи.

– Решила так решила. Но чтобы доброй женой да мудрой матерью стать, тоже надобно кое-чему обучиться.

– Но я не собираюсь выходить замуж! – горячо возразила Немира и оглянулась, словно этот странный разговор каким-то образом мог услышать ведьмарь.

– Время покажет. Однако домоводство да лекарское искусство еще никому вреда не чинило. Впрочем, – задумчиво накрутила на длинный палец каштановую прядку женщина, тем самым снова напомнив Немире о лю́бом, – грамота тоже будет нелишней.

Девица упрямо поджала губы, но спорить не стала. Домоводство, конечно, ей и близко не надобно. Если Войтех от нее отказался, то она болей ни с каким иным мужчиной под одной крышей жить не станет! Да и грамота ни к чему – поди, не летописец, да и не княжна какая-нибудь, коей важные указы слагать надлежит. А вот знахарство, пожалуй, к месту придется. Кто, кроме Макоши, ведает, что ждет впереди? А лекарка подле ведьмаря…

– Немира, – окликнул мелодичный глас. – Ты меня слушаешь?

– Да, конечно… – покраснела девица.

– Каждый день, кроме пятого, в который надлежит молиться да славить Макошь, у тебя будут уроки. Домоводство, грамота, лекарство…

В дверь кто-то постучал.

– Входи, – позволила верховная волхвица.

Внушительный брус тяжело отъехал в сторону – на пороге показался мужчина, тот самый, что помогал отнести Войтеха в лекарскую. Он неуклюже поклонился, блеснув голой макушкой, и вошел в просторную келью. Издалече его можно было бы даже принять за молодца: стать как у воина, стремительные, но легкие движения. Лишь вблизи свет бесстыдно выдавал преклонные лета: седину да сетку морщин.

– Чего тебе, Ратмир?

– Дозволь мне, пресветлая Ружа, в Луннинец отправиться, – даже его глас показался на диво звучным, ни единой скрипучей нотки.

– Дождался б ты уже обоза торгового. Всего-то седмица и осталась.

Ратмир замотал лысоватой головой:

– К тому часу я уже и сам обернусь.

– Далече ведь, да и опасно.

Мужчина не изменился в лике, только на дне его светлых очей вспыхнули огоньки.

– Ведаю, что не страшишься. Ладно, ступай, – выдохнула Ружа. – Только слово дай, что хотя бы оберег супротив ногай-птиц возьмешь.

Ратмир улыбнулся, обнажив крупные, белые, не сточенные временем зубы:

– Даю.

Когда дверь за мужчиной затворилась, Немира, в голове коей мгновенно созрел план, спросила:

– А кто он?

– Страж наш, – охотно ответила верховная волхвица. – Прежде у смединского князя служил, но то было очень давно. Потом извилистая нить Макоши его к нам привела. Да так он тут и остался.

– Стало быть, воинским искусством владеет?

– Владеет, – настороженно сощурились темные очи, ну точно сам Войтех глядит… Девичье сердце даже забилось чаще.

– А можно мне и у него поучиться?

– Чему? Ратному делу? – Поперек лба пролегла морщинка, спрятав один из своих хвостиков под золотой короной.

– А почему нет? – невинно округлила глаза девица.

– Да где это видано, чтоб девица…

– Коли нет, так ничему учиться не стану!

Длинные пальцы забарабанили по резному посоху.

– Что ж, будь по-твоему, – оборвала недолгие, но волнительные ожидания Ружа. – Но только после того, как ты освоишь одну из перечисленных мной ранее наук.

– Тогда можно хоть сейчас домоводство отнимать, я им с малолетства владею!

– А вот и поглядим. И еще. Покуда Посвящение не настало, в запретный лес Великой матери тебе соваться не след. Поняла?

– Да, – вдруг севшим голосом ответила Немира. После отъезда Войтеха дивная чаща стала отдушиной, спасением, а тут…

– Тяжко будет, но придется потерпеть. Всего седмицу, – темные очи так и буравили бледный лик.

– Да, – выдохнула девица, понимая, чего ей будет это стоить. Всего седмицу… Целую седмицу! Такую длинную седмицу. Целых семь дней она не сможет встречаться с дедушкой лесуном, целых семь дней она не будет ведать, жив ли ведьмарь…

– Ступай. Сыщи Пульхерию. Она расскажет, какой урок тебя ждет сегодня.

Немира затворила деревянную охранительницу и поплелась по длинному коридору. Но искать волхвицу и не потребовалось – силуэт словно отделился от каменной стены и преградил путь: